в уголок, где обессилено свернулась, поджав ноги. Я думала о Фрэнсис, надеялась, что она в безопасности. Эдвин был пьян. Может, он забылся до того, как успел вымесить зло на жене?

«Скоро все закончится: всего одна ночь, и я стану свободной».

Несколько часов спустя я очнулась. Тело затекло, хотелось пить. Серый рассвет вползал в крошечное окошко. Нога горела и невыносимо болела. Я спустила чулок и осмотрела рану: блестящая багровая кожа натянулась. О том, чтобы снова надеть чулки не было и речи. Тогда я сняла их и забросила в угол. Затем перевернулась на живот и толкнула дверь. Она не открывалась.

— Странно, — произнесла я, стараясь вспомнить, как это делал Филипс. Ну почему я не была внимательней? Думай логически, Вайолет! Где-то сбоку должна быть задвижка. Надо толкнуть сильнее. Так, надавить и потянуть на себя…Но дверь как будто приросла к стене. Я попыталась просунуть пальцы к краю, но после нескольких попыток лишь стерла их до крови.

От страха выступил пот. Знала, паниковать нельзя, но ничего не могла поделать. Неужели останусь здесь навечно? Только Филипс и я знали о тайной комнате. Папа вернется через неделю. Мэйбл никогда не заглядывала на чердак. Я подошла к крошечному окошку. Оно было совсем узким, не шире моего лица. Никто не заметит меня. Я выглянула наружу. Шел дождь. Капли стекали по стеклу.

Я могу разбить окно и позвать на помощь. Возможно кто-нибудь, гуляющий вдоль скал, услышит. Надо найти что-нибудь тяжелое. Филипс аккуратно сложил все мои художественные принадлежности в угол, но ничто не подходило для этих целей. Тогда я сняла туфлю, обмотала ее чулком и ударила по стеклу. Бесполезно. Окно было очень узким. Ничего не оставалось, как ждать. Я стянула шаль с плеч, свернула ее в виде подушки, легла и закрыла глаза.

Глава 59

1855

Фрэнсис

— Миссис Форрест. — Голос звучал издалека. — Миссис Форрест.

Фрэнсис открыла глаза, зажмурилась от яркого света и снова закрыла их.

— Миссис Форрест, — кто-то взял ее за руку, — вы меня слышите? Сожмите мои пальцы.

Фрэнсис сжала чьи-то пальцы и снова открыла глаза. Она дома, в своей постели. Был день. За окном шумел ливень. Доктор в строгом черном костюме держал ее за руку. Позади него стояла Агнес со стаканом воды в руке.

— Ну, здравствуйте. Мы боялись, что вы собираетесь покинуть нас.

Фрэнсис облизнула сухие губы и приложилась к стакану воды, протянутому служанкой. Она пила и пила, не останавливаясь.

— Осторожно, — сказала Агнес, — как бы ни стало хуже.

Фрэнсис снова закрыла глаза.

Когда она вновь проснулась, доктор уже ушел, дождь прекратился, и боль в голове утихла. Женщина неподвижно лежала несколько минут, чувствуя боль в перевязанной ноге и опухшем глазу.

Дверь распахнулась. Вошла Агнес с кучей белья.

— О, вы проснулись. — Лицо служанки осветилось редкой улыбкой.

— Сядь, — прохрипела Фрэнсис. — Расскажи, что произошло.

Она хотела знать, что случилось после того, как Эдвин, убив Филипса, скатился с лестницы. Но Агнес неправильно истолковала слова хозяйки.

— О, вы не помните? А я говорила доктору. Я говорила, что вы не вспомните. Конечно. Такой удар головой!

Фрэнсис не стала переубеждать служанку. Лучше будет, если все подумают, что она, в самом деле, потеряла память.

— Нападение. Кто-то вломился в дом.

Глаза служанки внимательно смотрели на хозяйку.

— Кто-то вломился, — повторила Фрэнсис.

— Мадам, ваш муж… — Агнес сделала паузу, взяв женину за руку. — Мистер Форрест вернулся из Лондона. Боюсь, что нападавший столкнул его с лестницы. Он мертв, мадам.

Фрэнсис моргнула.

— Мертв?

Смысл слов не доходил до нее.

— На Уильяма Филипса, садовника из соседнего дома, тоже напали. В вашем саду. Он жив, но только, доктор думает, что паренек не протянет и ночи.

Глаза Фрэнсис наполнились слезами.

— Хороший парень.

— Есть еще плохая новость. О мисс Харгривз.

Фрэнсис постаралась не выдать волнения.

— Она пропала. Никто ее не видел.

Фрэнсис молча возликовала: молодец, Вайолет! Вслух же произнесла:

— Боже мой! Ее ищут?

— Вы спали два дня. За это время обыскали деревню и пляж. Ее шляпка нашлась возле скал. Наверное, она утонула. Но следов нет. Доктор послал за ее отцом.

— Бедная Вайолет, — прошептала Фрэнсис, думая, сколько смелости понадобилось юной леди.

В дверь постучали. Показалась голова доктора:

— А, — улыбнулся он, — вы выглядите намного лучше.

Он вошел в комнату и приставил стул к кровати Фрэнсис.

— Агнес вам уже рассказала? — Его брови нахмурились.

Фрэнсис кивнула.

— Соболезную по поводу мужа, моя дорогая.

Женщина опустила глаза.

— Тем не менее, он будет жить, — продолжил доктор.

Фрэнсис испуганно посмотрела на мужчину. Агнес снова взяла хозяйку за руку:

— Она еще не знает.

— Фрэнсис, — сказал доктор, — вы ждете ребенка.

Голова женщины закружилась:

— Но… я же упала…

— Ребенок, очевидно, крепкий малый. Поздравляю, моя дорогая!

Плохие и хорошие вести оставили ее без сил. Она положила руки на живот, по телу разлились тепло и покой.

— Я устала. Мне хочется спать.

Глава 60

1855

Вайолет

Я рисовала. Шел третий день заточения. В первый день я проспала большую часть дня и проснулась в темноте, потерянная и сбитая с толку. Чтобы следить за временем я нарисовала на стене линию, обозначающую первый день. Отец обязательно найдёт меня, когда вернется. Только когда это произойдет?

Задумавшись, я водила кончиком кисточки по руке. Может, мне удастся открыть дверцу с ее помощью? Я встала на колени и попыталась просунуть щеточку через дверь, но кисть была слишком широкой. Нужно как-то запилить ее. Я потратила некоторое время, потирая ее о неровный край кирпичей вокруг окна, при этом поранив костяшки пальцев. Но, несмотря на то, что теперь кисть проходила через щель двери, при сильном нажатии, она сломалась.

Измученная, я опустилась на пол, прислонилась к двери. Все что могла придумать, чтобы вызволить себя из комнаты, я перепробовала. Ничего не помогло. Теперь надо просто дождаться отца. Хотя у меня появилась еще одна идея. Передо мной лежали краски и чистая стена.

Я взяла карандаш и приступила к наброску. Через два дня почти половина стены изображала мой вариант «Марианны». Я без труда рисовала ее по памяти. Только теперь комнату Марианны представляла серая камера, в которой была заключена я сама. Вместо больших, витражных окон — маленькое окошко, окруженное голыми кирпичами. Вместо брошенной вышивки — кисти и краски. Я изобразила девушку с моим круглым лицом и рыжими волосами.

Дни и ночи проходили в странном, непонятном ритме. Я отмечала их на стене линиями под нарисованными солнцем и луной. Есть больше не хотелось. Меня постоянно одолевали