а лорд Каленовэ не стал рассказывать о землях соседа, взявшего в жёны его дочь. Обмолвился лишь, что у королевы всё прекрасно. В итоге единственные точные границы, которые я могу нанести на карту — это Предел Маэдроса на севере. Если бы не вечно снующие по моим землям подданные Кирдана, передающего сведения в Дориат, было бы проще.

Повисла пауза, Аклариквет по привычке тронул струны арфы.

— Нам нужны песни о братстве, единстве и доблести моего народа, — вздохнул Нолофинвэ. — Я напишу письмо лорду Маэдросу, объясню, что его братья снова разжигают вражду, которую он прекратил, принеся великую жертву, пойдя против памяти отца. Неужели это было зря? Пусть повлияет на братьев. А, как только будут достроены дворцы столицы, Аклариквет, я устрою общий пир. Это будет великий Праздник Объединения, где я объявлю себя верховным нолдораном, королём над королями. Но до этого момента, Аклариквет, Синдар должны узнать о том, что это традиционный для Нолдор Амана титул. Понимаешь? История нашего народа, мой верный менестрель, снова требует твоего вмешательства.

***

Раствор позеленел, вспенился и вдруг испарился ароматным облачком, оставив на стенках прозрачного сосуда едва заметный золотистый налёт, невидимый, когда налито белое вино.

— Это просто фокус, — пожала плечами Зеленоглазка, — однако, разумеется, я знаю, как сделать отвар опасным. С появлением на небе Анора изменилось всё в растительном мире, но я уже успела изучить свойства листьев и корней, родившихся на обновлённой земле. И, знаешь, Митриэль, мне очень приятно, что ты сама решила посоветоваться со мной.

Знахарка опустила глаза, губы напряжённо сжались.

— Это растение, — незаметно, однако очень внимательно наблюдая за Нолдиэ, продолжила говорить колдунья, — приспособилось к новому свету, лишь слегка изменив цвет листьев, а цветы его стали крупнее и ярче. Это «язык змеи», его так из-за свойств сока называют: яд и снадобье в одной капле. Или приятная добавка в вино, особенно яблочное. Прекрасный вкус получается!

— Значит, — заинтересовалась Митриэль, — можно приготовить очень вкусный яд? А как быстро подействует? Что с противоядием? Его придумали?

Зеленоглазка загадочно улыбнулась.

— Сок языка змеи нейтрализует яд волколака, значит, яд волколака может остановить действие змеиного языка. Есть и более доступные средства, однако не столь эффективные.

— Мне нужно знать об отраве, которая не знакома моему народу, — с нажимом сказала Митриэль.

— Гораздо важнее иметь при себе что-то, неизвестное подданным врага, — тихо произнесла колдунья, — сейчас многие эльфы готовы щедро одарить того, кто сделает яд, способный мгновенно убить попавшего в плен воина. Главное — успеть принять.

Взгляды эльфиек встретились, знахарка помрачнела.

— Да, лучше сразу умереть, чем… — не договорила Митриэль.

«Почему мне кажется, что у тебя иные цели, целительница? — усмехнулась про себя Зеленоглазка. — Кого же ты решила отравить?»

— Есть сыпучий камень, — изучающе глядя на собеседницу, осторожно проговорила колдунья, — если его раскрошить и скипятить, а потом смешать с крапивой, получится яд, который убьёт сразу от одного лишь соприкосновения с телом. Сама понимаешь, что будет, если смазать этим одежду или край бокала.

— Мгновенно? — лицо Митриэль вдруг стало страшным. — Или даст время? Отравителю, наверное, будет интересно понимать, что умирает от яда, который не успел изучить и найти от него спасение.

— С нами обеими это может произойти, — отмахнулась Зеленоглазка. — Например, по неосторожности. И, если суждено, избежать не сможем. Остаётся надеяться, что конец пути ещё очень далёк.

Митриэль отрицательно покачала головой, и колдунья заинтересовалась ещё больше, хоть и понимала: разговорить Нолдиэ вряд ли удастся.

Мы вернём то, что у нас отняли

Под утро заморосил неприятный холодный дождь, серое небо опустилось на вершины гор, словно огромная туша чудовища — на ряд копий.

Удивляясь странным ассоциациям, Макалаурэ пришпорил коня, и его верные тоже ускорили скачку.

Несмотря на беспросветную серость вокруг, на сердце у менестреля было легко, музыка в воображении сплеталась узорами ритма и аккордов, вспоминались пока не ставшие песнями строки, и, хотя получалась нелепость, Феаноринг улыбался.

— Смотрите! — крикнул вдруг Аранаро, указывая на юг. — Это знамёна Оссирианда?

— Похоже на них, — согласился Макалаурэ, — сочетание кораблей и леса — их особенность.

Всмотревшись во влажный утренний туман, спустившийся со склонов, менестрель прикинул численность движущихся в Химринг эльфов — не менее шести сотен вооружённых копьями и луками воинов, примерно половина из них — всадники.

— Неужели лорд Новэ решил оказать военную помощь Нолдор? — усмехнулся Макалаурэ, но Аранаро остался серьёзным.

— Нет, господин Канафинвэ, — покачал головой воин, — мы сейчас видим тех, кто понимает, что есть Белерианд, а есть Дор-Даэделот. Есть мы — эльфы и гномы, а есть Моргот и его твари. Есть мир, есть война. Жизнь и смерть. И мы, жители Белерианда, должны победить. А где ещё быть настоящим героям-защитникам? Конечно, на границе.

Серая дымка рассеялась, сквозь облака засияли золотистые лучи, и на вершине грозной горы, выбранной лордом Маэдросом для строительства города-крепости, заалел флаг со звездой рода Феанаро Куруфинвэ.

— Дальше без проводника нельзя! — встал на пути всадников воин, которого Макалаурэ запомнил по весьма показательному эпизоду в самом начале Исхода: недовольный диктатурой Феанаро, эльф сорвал восьмиконечную звезду с плаща и заявил: «Я не позволю указывать мне, когда я должен спать, есть, любить жену, тренировать искусство боя и справлять естественные нужды!» Похоже, нолдоран заставил этого свободолюбивого эльфа делать вещи похуже, раз он снова вернулся в Первый Дом. Ах, да, не в Первый Дом, а к обездоленным бродягам.

Осмотрев внушительную стену, возведённую примерно в трёх лигах от склона горы, менестрель заинтересовался — что же успел придумать его брат за время, прошедшее с их расставания, что теперь по земле лорда Маэдроса нельзя ходить без специального сопровождения?

Находившиеся поблизости новоприбывшие Синдар уважительно закивали.

— Мы вокруг своих поселений тоже ловушки выкапываем, — гордо заявил широкоплечий эльф в плаще, украшенном шкурой волколака. Макалаурэ стало очень неприятно слушать о том, что такая жизнь — нормально и почётно, однако воспоминания об упрёках брата и предложении признать своё малодушие и убираться на безопасный юг заставили изобразить гордость за свой род.

Восточный склон горы исчез под строительными лесами, по пути к скалам то и дело попадались строгие каменные дома, выглядящие маленькими крепостями, но больше всего бросалось в глаза, что в каждом дворе росли плодовые деревья, вдоль дорог на камнях