Шрифт:
Закладка:
– Командир, а кто едет?
Это уже Кравченко. Немного отошёл от потери ведомого.
– Едет весь лётный состав, в том числе и экипаж «дуси», комиссар, начальник особого отдела, старшина Федянин от техслужбы и ещё два человека, с которыми я вас познакомлю отдельно. Сейчас всем привести себя в порядок. Кстати, из госпиталя сообщили, что Корнет пришёл в себя, и его готовят к эвакуации в Москву на лечение. Так что скоро пойдёт на поправку и вернётся в строй. Буду добиваться, чтобы его вернули к нам в эскадрилью. Своих не бросаем.
Попросил Кузьмича съездить к моим девчонкам, предупредить их о мероприятии и передать записку, в которой написал, что вечером заеду за ними, и мы пойдём в театр, что нужно одеться потеплее, так как в зале будет холодно. Заодно объяснил старшине, где они теперь живут.
Кузьмич тут же убежал договариваться с машиной, и уже через двадцать минут я увидел, как он, забросив в кузов полуторки пару вязанок дров, а в кабину – вещмешок, уехал. Вот ведь человечище, я же даже не просил его о дровах, да и вещмешок у него явно не пустой. А в кармане, заботливо завёрнутый в газетку, наверняка лежит очередной петушок на палочке для его любимицы.
Автобус из штаба ВВС приехал за нами за час до спектакля. С шутками и прибаутками загрузились в него и поехали к дому, где теперь жила Светлана. С собой взяли большую корзину, которую где-то раздобыл Кузьмич, украшенную еловыми ветками, на дно которой уложили несколько банок тушёнки, сгущённого молока, топлёного жира и «рационы».
– Вот, товарищи, познакомьтесь. Это моя невеста Ильина Светлана Геннадьевна.
Света, одетая по случаю в довольно симпатичное длинное приталенное пальто, с зимней шапочкой на голове (всё тётя Дуся одолжила), слегка смутилась от восхищённых мужских взоров. Да, она у меня красавица.
– Здравствуйте, товарищи, – произнесла она.
– А вот эта красавица, – я подхватил на руки Катюшку, одетую в тёплую шубку (тоже тётя Дуся раздобыла), – моя дочка Катя. Прошу любить и жаловать. А вот эта группа военных, сидящих с раскрытыми ртами, – я с улыбкой обвёл свободной рукой салон автобуса, – и есть та самая тринадцатая гвардейская истребительная эскадрилья.
– Здластвуйте, товалищи! – поприветствовала всех сидящая у меня на руках Катюшка, вызвав всеобщие светлые улыбки.
Впрочем, её сразу забрал к себе на колени Кузьмич, заодно сунув ей в руку самодельный петушок. Когда только он успевает их делать?
Светлане уступили место, и автобус покатил по узкому расчищенному проезду через двор.
– Вах, командир! Какая девушка! Просто красавица! И дочка красавица! По-хорошему завидую! – Гуладзе аж прищёлкнул языком. – После войны обязательно приезжайте ко мне в гости в Грузию. Я вам такой стол накрою – никто такого не накроет. Весь район приглашу, чтобы все увидели моего командира и его красавиц. И вы все приезжайте, всем буду рад.
– Э, Дункан, а почему это только к тебе? – наперебой начали шутливый спор все остальные. – А к нам?
Так, шутливо препираясь на тему, кто к кому после войны поедет, доехали до театра. У входа было довольно много народа, то тут, то там мелькали военные в форме. Наш приезд не остался незамеченным: большая группа военных в командирских белых полушубках явно выделялась среди пришедших на спектакль.
В фойе, куда мы вошли, я огляделся в поисках гардероба. Он был, но явно не работал за ненадобностью. Подойдя к билетёрше, я попросил открыть для нас гардероб.
– Ой, ну что вы, товарищи, – всплеснула руками женщина. – Проходите так, в верхней одежде. В зале довольно холодно, отопления давно уже нет. Да и гардеробщика тоже: помер.
Я извинился и отошёл к своим. Решение пришло мгновенно. Я снял полушубок и перебросил его через руку, сняв также и шапку. Все находящиеся поблизости восхищённо ахнули. Пару секунд спустя все наши повторили за мной. Казалось, что от блеска орденов и Звёзд Героев стало светлее. Публика (уже все, кто был в фойе) опять не смогла скрыть своего восхищения. Тринадцать Героев Советского Союза в одном месте, а один из них так вообще дважды Герой – такое зрелище не оставит равнодушным никого. А если учесть, что все они лётчики, которых в стране все по-настоящему любили, то и подавно.
Какой-то мужчина буквально бросился к нам, но Данилин преградил ему путь и что-то прошептал на ухо. О чём они говорили, слышно не было, да и не особо интересно.
Тем временем раздался звонок, и мы прошли в зал. Нас провели в партер прямо напротив сцены, хотя в контрамарках у нас был указан амфитеатр. Впрочем, так даже лучше, а то я всё беспокоился, что Катюшке будет плохо видно. Да и традиции, однако, надо соблюсти. Гвардия до революции всегда обязана была покупать билеты в театр исключительно в партер.
Зал заполнился, и на сцену вышел конферансье во… фраке. В зале от силы чуть выше нуля градусов, а он вышел с улыбкой на лице, абсолютно не реагируя на холод.
– Дорогие товарищи! Сегодня в нашем зале присутствуют лётчики, защитники ленинградского неба, Герои Советского Союза, и среди них – дважды Герой Советского Союза, самый результативный лётчик среди всех стран, борющихся с гитлеровскими захватчиками, на счету которого девяносто три фашистских стервятника, гвардии майор Копьёв. Поприветствуем, товарищи, отважного сталинского сокола и пожелаем ему и дальше так же успешно бить врага.
Весь зал разразился аплодисментами, и мне пришлось встать и, так сказать, показать себя людям. Заодно украдкой показал кулак сидящему рядом с Гайдаром Данилину. Судя по его хитрой физиономии, это от него в театре узнали информацию обо мне.
Сам спектакль прошёл… феерично. Люди как заворожённые смотрели на сцену, на которой весело пели и лихо отплясывали бароны, графы, князья во фраках и дамы в красивых открытых платьях с большим декольте, при этом ещё и лениво обмахиваясь веерами. И это при температуре чуть выше, чем ноль градусов! Если меня когда-нибудь спросят, что такое героизм и самопожертвование, то я расскажу не о жарких воздушных боях, не об атаках на пулемёты врага, а вот об этих простых артистах, просто выполняющих свою работу и несущих людям радость и надежду.
В своё время я видел телевизионную постановку этой оперетты 1976 года и могу с уверенностью сказать: то, что происходило на сцене театра в окружённом со всех сторон городе, в котором ежедневно и ежечасно умирали от голода и обстрелов люди,
