Люди аплодировали, а пианист встал, чтобы поклониться слушателям.

— Зачем вы показали мне это?

— Я хотел, чтобы ты понял, насколько сложно наше восприятие. В Юхэ рассказывают все о мозге и его нейронных связях, но упускают саму суть сознания.

— “Душа”? — Доран не смог скрыть пренебрежения в тоне.

— Такие, как человек со старой кожей, считают, что можно перенести душу в Сеть. Ты, наверное, слышал о взломщиках Вселенной. Когда они умирают, с вир-шлемом на голове, в экстазе и агонии, люди говорят, что они ушли в Сеть.

— Но они же просто умирают. Шлем выжигает им мозг, — Доран не понимал, как можно отрицать настолько очевидные вещи.

— Да, так и есть. С твоей точки зрения. Это твое восприятие. Но у всех оно разное.

Доран вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. Макс, ясно видевший его зарождающийся гнев, только усмехнулся.

— Не злись из-за того, что вещи не соответствуют твоему представлению. Мысли самостоятельно, цыпленок! Хватит думать как все.

— Но я всегда имею в виду то, что говорю!

— Твое восприятие старательно лепили в Юхэ. Но ты покинул ее. У тебя есть шанс увидеть мир своими глазами, а не через аффи, созданные вычислениями нейросетей. Вся жизнь впереди, чтобы пережить собственный опыт и составить мнение о мире.

Доран мерно дышал, успокаиваясь. Левый протез ноги заныл от боли. Хотелось присесть и передохнуть. Пианино так и не убрали с верхушки холма, но пианист ушел. Люди оставались в ожидании продолжения.

— Так, нам нужно идти, — заторопился Макс.

— Что такое?

— Тут будет инсталляция. Не будем мешать.

— А посмотреть нельзя?

Макс поджал губы в сомнении.

— Хорошо. Только краем глаза.

— Глаз круглый, у него нет края…

Макс сделал жест, словно закрывает свой рот на молнию. Доран понял и заткнулся.

Инсталляция началась.

Двое людей парили над холмом, держась за руки. Человек в синем тяжелом комбинезоне космонавта времени до Эпохи. И молодая женщина в традиционном одеянии предков — пышном белом платье и белой прозрачной накидке на голову. Все ее одеяние было максимально непрактичным и неудобным, считая юбку.

Позади них двигались декорации — пролетали серебряные модели галактик, перекатывались огромные красные лилии, переливалась радужная ткань, сверкали зеркала. Парочка парила и неотрывно смотрела друг на друга. Странный дрон в форме креста завис между ними, поворачиваясь то к женщине, то к космонавту.

Затем космонавт стянул визор шлема. Это был мужчина. Они потянулись друг к другу и поцеловалась. Робот торжественно произнес:

— Объявляю вас мужем и женой!

Они оба приземлились на холм. Лилии позади них завяли. Одеяние женщины сантиметр за сантиметром окрасилось в такой же оттенок синего, что и комбинезон ее “мужа”. Её лицо сгладилось, став плоским, как яйцо.

Доран опять передернулся. Одно дело видеть подобное в видеолекции. И совсем другое — в живом выступлении.

Сам космонавт тоже изменился. Сняв комбинезон, он отвернулся от женщины и молча крутил ручку небольшого аппарата. Оттуда сыпались зеленые бумажки и тут же исчезали. Но он даже не смотрел на них. Главное — продолжать работать.

— Да, темные были времена, — протянул Доран тихо. — Когда человек не мог существовать отдельно. Постоянно в зависимости от кого-то другого. Особенно дети.

В какой-то момент пара и вовсе поникла, сдулась и опустилась к земле. Макс смотрел на это не с осуждением, как Доран, а с каким-то глубоким пониманием.

— Прежде жизнь человека длилась недолго, всего семьдесят лет. Из них только меньшая половина считалась молодостью. Да и родильных догм не было, в основном живорождение. Женщинам до тридцати необходимо было найти партнера и самостоятельно родить детей. А потом еще и обеспечивать их в довольно дикой конкуренции на рынке труда. Никто никому не помогал.

Доран вспомнил маму. Ей сейчас шестьдесят пять, но выглядела она как эта невеста. И вроде ни на что не жаловалась.

— Тебе, видно, жаль своих предков из двадцать первого века, — сказал Макс.

— Их жизнь была скоротечной и варварской.

— Ты рад, что не родился в то время?

— Еще бы! — заявил Доран. — Принадлежу сам себе, делаю что хочу, живу для себя. И впереди меня ждет еще 85 лет такой же жизни.

Макс понимающе улыбнулся и повел его подальше от холма. Мужчина и женщина уже превращались в пустую оболочку, которую поглощала земля.

***

Макс вытянул руку с дрону, который подлетел к нему с авоськой фруктов.

— Куда мы сейчас пойдем? — Доран поймал апельсин, который он бросил ему.

— У тебя осталось немного времени в Далан-Кине, скоро Даби заберет тебя. Так что хочу успеть показать тебе самое главное.

— Кисло, — парень поморщился.

— Ешь не торопясь, — посоветовал Макс.

— Цитрусовые хорошо приживаются в наших морозных условиях?

— На самой Земле нельзя выращивать или разводить то, что не входит в официальный естественный реестр флоры и фауны. Таковы правила, и их нарушать нельзя. Согласен?

Доран угукнул с набитым ртом.

— Порядок — вот основа жизни в жилых станциях, — говорил Макс. — Но ты наверное заметил, что в научных все немного по другому.

— Вы не боитесь экспериментировать.

— Верно, пацан. Всегда должна быть альтернатива. 10 % случая везде, или начнется необратимый процесс деградации. Поэтому мы позволяем себе совершенно новаторские исследования, вроде попытки вывести морозостойкий сорт цитрусовых.

— И как успехи?

— Результат отрицательный, но это тоже результат. Кто это подтвердит, если не мы? Наука всегда должна быть впереди обывательского мышления. Ученый — это нон-конформист, который мыслит креативно. Так что мы стимулируем свой мозг как можем.

— Только мозг? — Доран имел в виду внушительную физическую форму геоботаника. Тот понял это и хохотнул.

— Мозг подобно мышцам тоже нуждается в кислороде. Так что если решишь подкачаться в науке, милости просим.

Они встали на гироскутеры. Доран был рад отдохнуть от пеших прогулок и расслабленно разглядывал дома.

— Когда я смотрел на инсталляции, я думал о том, каково это, жить на Земле, — сказал он. — Научным станциям ведь разрешено спускаться вниз? Вы посещали Нижние города? Которые построены на прямо на самой земле?

— Конечно! Все из нас там бывали. Ходили по земле предков.

— Много там жителей?

— Я бывал только в научных поселках. Сами жители Нижних городов в основном держатся обособленно. Ты же слышал о них?

— Маргиналы.

— Не надо так критично, цыпленок.

— Но ведь они существуют вне системы станций. Значит, маргиналы. И вообще, как они не вымерли еще? Как можно жить без поддержки станций?

Доран совсем не мог представить этого. Без дежурных дронов, медицины, в дикой природе. Наверное, из-за таких нечеловеческих условий они и превращаются в тех чудовищ, как