– Пушки, видел здесь пушки? – спросил кавалер.

– Нет, – мотал головой Фриц Ламме.

– Должны быть, не верю, чтобы в арсенале такого богатого города не нашлось пушек.

– А, мы в арсенале! – догадался Сыч.

– Ну не в церкви же, – ехидно заметил кавалер и добавил невесело, – ищи пушки. Или не ищи, все равно нам ничего здесь брать нельзя.

– Как нельзя, нам ничего тут брать нельзя? – искренне удивился и расстроился Фриц Ламме.

– Да так, – объяснил Волков, – это земля курфюрста Ребенрее, город хоть и сам по себе и живет по своему праву, и курфюрст внутри города не хозяин, но все равно. Выйдешь с награбленным, думаешь, у тебя не спросят, где ты его взял?

– Вона как, а я уж думал, дадим разных железяк дуракам Пруффа, они и рады будут, а тут-то железа вон сколько разного и хорошего.

Сыч был прав, если бы солдатам раздать доброго доспеха, да с хорошим оружием, то недовольство бы и поутихло, и еще пару дней они помолчали бы. Но этого делать было нельзя. За такое и повесят, попадись расхитители в руки герцога. Хотя нет, теперь Волкова не повесили бы, вешают безродных бродяг, а он ныне рыцарь. Только отрубание головы.

– Где еретик? – спросил кавалер у Сыча после невеселых раздумий.

– Да вон, у дыры сидит, – грустно произнес тот, – позвать?

– Зови.

Еретик подошел, и вид его внушил кавалеру беспокойство. Уж больно мрачен и уныл был каменотес. Казалось бы, задание выполнил и мог просить свободу и еду, но он молчал, смотрел в темноту. Волков, видя все это, спросил неприветливо:

– Чего?

– Не получилось, – ответил еретик. – Посчитал я неправильно.

– Чего неправильно? – уточнил Сыч. – Говори толком.

– Мы в арсенале вылезли. Видите? – мастер обвел рукой комнату.

– Видим, – подтвердил кавалер, – и что?

– Отсюда вы в Ризенкирхе не попадете, только через ворота, а они закрыты. Бургомистр еще зимой, как только мор начался, велел их заложить, чтобы из Нижнего города в Верхний пройти было нельзя. И людей нанял, чтобы Верхний город и казначейство охраняли.

– Мы, значит, не в цитадели? А церковь где? – переспросил кавалер, которого начали покидать последние капли надежды.

– До церкви шагов триста на восток отсюда, – невесело ответил каменотес. – За стеной она. Я думал, что выйдем в Верхнем городе, а ход шел только под Нижним. Верхний город восточнее будет.

Снова, снова все шло не так, снова цель ускользала. Вот только что была тут – рукой достать, вот опять ее уже нет, не схватить. Это бесило Волкова, и уставал он от этого, словно воду рубил клинком. Все в пустоту. Дышать уже нечем, сил нет, время ушло, а цель все там же, несмотря на все усилия.

– Зарезать тебя прямо тут, крыса безбожная, – наливаясь злобой, проговорил Волков, – или на свет вывести и там повесить?

Камнетес молчал, а на рыцаря не глянул даже.

– Чего молчишь, – Сыч без размаха дал ему в морду, – отвечай, когда с тобой господин говорит.

Сыч ударил сильно, правой рукой. Да так умело, что даже лампа в его левой руке не качнулась, а каменотес мешком рухнул на каменные плиты.

– Ну, – продолжил Сыч, наклоняясь к еретику. – Говори, дурак. Как в церковь попасть?

– Ошибся я, – отвечал тот, потирая челюсть, – ошибся. Не казните. Я ж все сделал, что обещал.

– Ты обещал нас к церкви вывести! – Сыч снова пнул мастера.

– Говорю же – ошибся. – Еретик даже не пытался закрыться от удара, сидел на полу да с жизнью прощался.

– Что тут за солдаты? Кто за дверью? – спросил его кавалер. – Чьи люди?

– Не знаю, господин, – отвечал каменотес, – для меня все солдаты одинаковы, что ваши, что наши.

Волков и Сыч почти одновременно подняли головы, взглянули на узкое застекленное окно, что светилось дневным светом на высоте в два человеческих роста.

– Глянуть надо, что за люди, сможешь? – спросил Волков у Сыча.

– Глянуть-то смогу, да вот толку от моего гляда мало, я ж не больше вот этого, – он кивнул на еретика, – в воинских людях разбираюсь, лучше бы вам самому.

Тут Сыч был прав. Они позвали еще пару людей из лаза, и те, тихонько придвинув пару ящиков и пустую бочку к окну, помогли кавалеру влезть. Держали снизу за ноги, чтоб не упал. Теперь он увидел, кто был за дверью арсенала, кто хозяйничал в Нижнем городе, в нижней части цитадели.

И гадать тут не пришлось. Кавалер сразу узнал красные знамена с золотой перчаткой над входом в одно из зданий. И тут же еще человека в красном сюрко с золотой перчаткой на груди. Кажется, это был один из тех, кто устраивал ему засаду. Еще он увидел пять коней под седлами у коновязи и одиннадцать возов с мешками. И кашеваров у костра за работой, и солдат в доспехе и без.

Волков насчитал двенадцать человек. Но это только те, кого он увидал. А сколько находилось в домах, что стояли вокруг площади? Да, это были враги, еретики, и в голове у кавалера начала вырисовываться одна смелая мысль. Он подумал о том, что если арсеналом владеют еретики, то никто не упрекнет рыцаря в том, что он отнимет у них кое-что для себя. Это будет уже добыча, а вовсе не грабеж мирного города. Ведь не город он грабит, а еретиков. Дело другое. Он даже заулыбался, казалось, только что все рухнуло, надежд нет, и он готов был убить поганого еретика, и вдруг все поменялось. Теперь он загорелся снова. Черт с ними, с мощами, черт с ним, с епископом, как-нибудь отговорится от жирного попа, если… Если удастся из города привезти денег. Да, деньги решили бы проблему.

Волков стоял на ящиках, смотрел на улицу, на вальяжно лежащих в телегах вражеских солдат, на красные штандарты, на поваров, готовящих еду, сосредоточенно думал и улыбался. Он уже знал, как будет договариваться с попом, если не привезет ему мощи. Кавалер наконец оторвался от окна и стал аккуратно, чтобы не греметь доспехом, спускаться.

Сначала он думал просто ограбить арсенал, вынести через дыру все, что можно, а унести тут было что. Но тут его позвал один из солдат, что с лампой копался в темном углу:

– Господин рыцарь! – человек стянул огромный кусок материи с чего-то большого. – Господин, взгляните.

Волков шел к нему, глядя на желтые отражения тусклой лампы, он сначала не понял, что это за блики, и, лишь подойдя ближе, разглядел – и обмер. Это были две новые, совершенно новые полукартауны