Шрифт:
Закладка:
Вместо того, чтобы отпинать стену или смести аккуратно составленные папки со стола секретарши, я оглушительно хлопаю дверью и начинаю судорожно швырять в сумку все, что попадается под руку: ручку, ежедневник, зарядное устройство, упаковку леденцов, спасающих от голода в сверхурочные. Ни минуты… Ни единой лишней секунды не задержусь здесь.
— Эй, Дин! — Заговорщицки звучит из дверей голос Алины. — Как все прошло?
Не найдя в себе сил даже обернуться, я продолжаю паковаться. Глазные капли, без которых я не мыслю восьмичасовое сидение за монитором, тюбик блеска для губ, карманное зеркальце…
— Дин… — растерянно повторяет она, с глухим щелчком прикрывая дверь. — Совсем плохо?
— Погорельцев мудак. Самый настоящий ублюдок, — выдавливаю я, перекидывая через плечо сумку. — Я не буду сейчас ничего рассказывать, ладно? Просто хочу поскорее отсюда уйти.
Как и обычно, Алина проявляет чудеса понимания и просто пропускает меня к выходу.
— Звони, как захочешь поговорить, ладно? — она осторожно касается моей руки. — Буду ждать.
В такси я сажусь в коматозном состоянии. Внутренние уговоры собраться не меняют ровным счетом ничего. В ушах застрял визгливо-угрожающий голос старика, обещающий доказать мое участие в шпионаже и тем самым испортить мне не только карьеру, но и жизнь. Расскажи мне кто-то о таком недавно, я бы лишь хмыкнула: мол, что за бред? Разве могут наказать за то, чего ты не совершал? Но в глазах Погорельцева было столько злобы и решимости меня раздавить, что я вдруг безоговорочно поверила –может и сделает. Просто потому. что имеет такую возможность. Подставит, подтасует, подкупит безо всяких моральных дилемм и сожалений. То, что он на это способен, я уже убедилась на примере случая с выставкой.
— Девушка, приехали, — нетерпеливо повторяет таксист, судя по тону уже не в первый раз.
— Спасибо, — бормочу я, нащупывая ручку. — Хорошего вам дня.
Уже в третий раз мне звонят на мобильный и все три раза по работе. Люди на том конце, разумеется, ни в чем не виноваты, но ответить им также выше моих сил. Завтра… Завтра я сообщу каждому позвонившему, что на Погорельцева я больше не работаю и мой номер им следует вычеркнуть. А пока буду игнорировать. Мне срочно нужно в душ, чтобы отмыться от испытанного унижения.
Когда вдруг звонит Камиль, хотя он редко делает это посреди рабочего дня, я отчего-то тоже не хочу отвечать. При том, что не вижу его вины в том, что случилось и, разумеется, не жалею о том, что рассказала ему о готовящейся диверсии. Я бы сделала это снова, даже знай исход наперед. Ничто в моих глазах не оправдывает нечестного подхода в ведении дел, даже если речь идет о конкурентах. Если б Погорельцев вдруг решил организовать покушение на убийство, мне, выходит, тоже следовало бы смолчать? Насколько широко в его представлении понятие коммерческой тайны?
Постояв под душем, я заворачиваюсь в банный халат и клубочком сворачиваюсь на диване. Отпустило разве что чуть-чуть, и это настораживает. Я-то себя всегда смелой и дерзкой считала. А руки по-прежнему дрожат, и внутри творится полный кавардак. Просто я впервые столкнулась с такой неприкрытой злостью и открытым желанием навредить другому… До этого дня и даже и предположить не могла, что взрослый состоявший человек, тем более мужчина, способен на такую низость. Тот, кто по-отечески со мной шутил за чашкой кофе, часами рассказывая о своей семье и дочери – почти-моей-ровеснице. Я ведь искренне считала его абсолютно нормальным.
Звонок от Камиля повторяется вновь, и тогда я решаю ответить. Дала себе слово, что больше не буду заставлять его за собой бегать.
— Ну как ты? Уволилась? — бодро спрашивает он.
— Уволилась, — подтверждаю я, закрыв глаза и с силой сжав переносицу.
— Голос не слишком веселый. Ты где?
— Дома.
— Будь там. Сейчас приеду.
Моя рука с телефоном падает на диван. Впервые я не рада его предстоящему визиту. А почему – все еще не пойму.
____
«Что там у вас случилось? — приходит немногим позже сообщение от Алины. — Старик злой как черт, и не перестает кому-то названивать».
Ладони холодеют. Призрачная надежда на то, что это были пустые угрозы, тает. Он явно решил привести их в исполнение.
Выключив телефон, чтобы сильнее не расшатывать нервы, я отворачиваюсь к стене и пытаюсь уснуть. Попытка проваливается, потому что в дверь почти сразу же звонят. Приехал Камиль.
Без лишних расспросов он разувается и подталкивает меня в сторону кухни. Мол, давай-ка выпьем чай. Я покорно иду. Состояние по-прежнему оглушенное.
— Рассказывай, — требует он, давлением рук заставляя меня сесть на стул.
На меня нападает такая апатия, что я, глядя мимо него, вываливаю сразу все, как есть.
— Ты был прав, а я нет. Погорельцев оказался редкостным дерьмом. Он видел, как я выходила из твоей машины, и понял, благодаря кому сорвалось запланированное представление. Стал на меня орать, обзывал шпионкой и воровкой и пообещал устроить неприятности. Сказал, что я подписывала договор о неразглашении коммерческой тайны… И я действительно его подписывала… Черт его знает, попадает ли его провалившаяся афера под понятие о коммерческой тайне, но, скорее всего, он найдет средства и связи, чтобы это доказать…
Руки снова начинают ходить ходуном, и приходится сжать их в кулаки.
— Дин. Успокойся.
— Не могу… — Я опускаю глаза, ловя запястьем первую слезинку. — Он напугал меня, блядь, до усрачки… Я пыталась уйти, чтобы не слушать оскорбления, но он запер дверь и не выпускал… Знаешь, как это унизительно? Я всегда думала, что если жить честно и по совести, то ничего плохого не случится. Есть закон: соблюдай его – и ты в домике. Считала, что разбираюсь в людях и, в случае чего, всегда смогу за себя постоять. Потому что я умная, дерзкая, смелая и за словом в карман не полезу. А тут какой-то хрен с горы… Так запросто… Безнаказанно наговорил мне кучу оскорблений и пообещал сломать жизнь… Зная, что я ничего ему не сделаю. Даже рожу ему набить не могу, потому что я женщина, и руки у меня слабые.
Всхлипнув, я обнимаю себя за плечи. Плакать больше не стыдно. Мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову. Камиль был прав на счет Погорельцева, а я нет. И ум, и смелость, как выясняется, не панацея от
