в СМИ с представлением информации об успехах совместных проектов, внедрения эффективных и передовых практик и подходов в области регулирования, о преимуществах интеграции, а также о проблемах и путях их решения).

В целях унификации и гармонизации национального законодательства государств-членов ЕАЭС осуществить:

– в области цифровой трансформации экономики: обеспечение согласованной политики с партнерами по ЕАЭС по внесению изменений в нормативно-правовые акты, регулированию возникающих новых отраслей экономики, регулированию оборота данных и созданию системы регуляторных цифровых «песочниц»;

– в области интеллектуальной собственности:

а) проведение работы с партнерами по ЕАЭС по введению в национальное законодательство единой категории «товарный знак, знак обслуживания и наименование мест происхождения товара Евразийского экономического союза»;

б) согласование позиции по параллельному импорту.

– в области налогообложения:

а) согласование единой формулировки, определяющей статус резидента или нерезидента ЕАЭС;

б) выработку рекомендаций по унификации перечня и состава подакцизной продукции;

в) определение минимальных и максимальных ставок НДС в рамках ЕАЭС;

г) в целях обеспечения контроля и координации налогово-бюджетной и валютно-кредитной сферы необходимо принятие Соглашения государств-членов ЕАЭС о создании общего органа финансового регулирования – «Совета по финансовой стабильности и финансовой политике ЕАЭС»;

д) разработку Модельного налогового кодекса ЕАЭС, модельного закона о бюджетной политике и бюджетном процессе.

– в области валютного законодательства:

а) ускорение работы над унификацией административной и уголовной ответственности за валютные правонарушения;

б) разработку и принятие Соглашения об общих принципах валютной политики и валютного регулирования в ЕАЭС для введения в перспективе в ЕАЭС единой (условной или резервной) валюты;

в) внесение изменений в Договор о Евразийском фонде стабилизации и развития с введением условной резервной валюты по типу «специальных прав заимствования» МВФ.

– в области банковского законодательства:

а) имплементацию стандартов Базеля III в национальное законодательство государств-членов ЕАЭС;

б) унификацию норм об административной и уголовной ответственности за банковские правонарушения, в) разработку Модельного банковского кодекса ЕАЭС.

– в области страхового законодательства:

а) разработку общих правил лицензирования, единых требований к порядку формирования уставного капитала и страховых резервов страховщиков, обеспечение защиты прав страхователей;

б) создание единого перечня видов страховой деятельности;

в) разработку Модельного страхового кодекса ЕАЭС.

– в области законодательства о рынке ценных бумаг:

а) взаимное признание лицензий профессиональных участников рынков ценных бумаг, б) разработку общих требований к биржам, брокерам и депозитариям как основным профессиональным участникам рынка ценных бумаг, в) гармонизацию национального законодательства государств-членов ЕАЭС в части депозитарных расписок»[615].

При реализации данных рекомендаций и дальнейшем развитии сотрудничества в рамках ЕАЭС нужно учитывать три особенности евразийской интеграции. Во-первых, одни страны-участники больше выигрывают от участия в евразийском проекте, а другие – меньше. Например, по подсчетам Н. С. Зиядуллаева, сделанным в 2015 г., «торговое партнерство в рамках ТС является наиболее значимым для национальной экономики Белоруссии (взаимная торговля со странами – членами ТС занимала 46,4 % объема всей ее внешней торговли), на втором месте – Казахстан (18,2 % внешнеторгового оборота). От ликвидации нетарифных барьеров также должна оказаться в наибольшем выигрыше Беларусь – прирост белорусского ВВП составит около 2.8 %, а общего благосостояния – 7.3 % (для сравнения: ВВП и благосостояние Казахстана вырастут на 0,7 % 1,3 %, соответственно; ВВП и благосостояние России – 0,2 и 0,5 %)[616]. Таким образом, России выпадает практически роль спонсора всего интеграционного проекта. Особенно четко это заметно на примере новых членов Союза – Армении и Кыргызстана, экономика которых нуждается в помощи извне. Так, гармонизация экономики Киргизии с экономикой ТС проводится при помощи кредитов российских банков и дотаций Антикризисного фонда ЕАЭС, крупнейшим акционером которого опять же является РФ[617]. Оснащение необходимым оборудованием киргизских контрольно-пропускных пунктов и лабораторий по сертификации продукции было в 2015 г. проведено за счет Москвы и Астаны, а еще в 2014 г. российский «Газпром» за 1 доллар приобрел киргизского газового монополиста «Кыргыз-газ», оказавшегося на грани банкротства и запланировал масштабные инвестиции в энергетическую отрасль Кыргызстана с целью ее модернизации[618].

Таким образом, присоединение к ЕАЭС новых членов является не столько экономическим, сколько геостратегическим шагом (о чем свидетельствует, например, удаление из Кыргызстана американской авиабазы и то, что Армения подписала договор о вступлении в ЕАЭС вместо соглашения о евроинтеграции). Нужно особо подчеркнуть тот факт, что расширение евразийской интеграции происходит в крайне неблагоприятных внешнеполитических условиях. Нельзя отрицать тот факт, что в настоящее время украинский кризис ставит под сомнение политическую целесообразность и успешность любых попыток объединения на постсоветском пространстве, особенно если центром интеграционных процессов является Россия. Таким образом, расширение ЕАЭС можно считать положительным фактом. Но вместе с тем не может не беспокоить финансирование расширения за счет России и Казахстана. Такое положение вещей не может сохраняться бесконечно, особенно нетерпимым оно является в условиях санкционного давления извне на российскую экономику.

Во-вторых, как справедливо отмечают В. Ф. Гапоненко и В. В. Падалка, «взаимодействие в рамках Союза может повлечь за собой и возможные угрозы национальной безопасности России и самого ЕАЭС в целом. Угроза безопасности – это совокупность определенных условий и факторов, которые создают опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства. В рамках ЕАЭС создается огромный рынок с унифицированным законодательством, свободным передвижением капиталов, услуг и рабочей силы. Одновременно с этим будет создано единое евразийское пространство и для транснациональных криминальных структур с присущими им преступлениями: терроризмом, организованной преступностью, торговлей наркотиками, незаконной миграцией, преступлениями в сфере экономики и другими. Как следствие – возникают благоприятные условия для развития и роста преступности на едином евразийском пространстве»[619].

Идея создания евразийской полиции (Евразпола) довольно активно обсуждалась в 2011–2013 гг. – ее автором был Н. А. Назарбаев. В 2012 г. в своем ежегодном обращении к народу Казахстана он сослался на негативный опыт Европейского Союза, который «с открытием границ между странами – участниками превратился в “криминальный рай” для криминальных специалистов многих преступных профессий»[620]. Идея Н. А. Назарбаева заключалась в том, чтобы, не дожидаясь появления аналогичных проблем в ЕврАзЭС– ЕАЭС, создать наднациональный орган, который боролся бы с трансграничной преступностью в рамках евразийской интеграционной организации.

Несмотря на обоснованность предложения президента Казахстана, оно не реализовано до сих пор. А ведь по мере углубления интеграционных процессов угроза разрастания международной преступности возрастает многократно.

В-третьих, слабой стороной евразийской интеграции являются ее идеологическая и социокультурная составляющие, причем эта слабость с тревогой осознается в отечественном политикуме и научном сообществе. Например, авторы доклада «Большая Евразия–2030: аналитика развития, безопасности и сотрудничества» констатируют, что «укрепление ЕАЭС требует разработки идеологии евразийской интеграции. Она призвана обосновать объективную необходимость Союза и его соответствие национальным интересам участвующих государств»[621]. Нельзя не согласиться и с тем, что «развитие гуманитарной компоненты евразийской интеграции, включая интенсификацию межстрановой коммуникации на уровне рядовых граждан, расширение культурных обменов, укрепление общего языкового и информационного пространства находится на периферии внимания ЕЭК и других интеграционных управленческих