на шестидюймовых гвоздях, вор мог ночью извлечь парочку – не так много, чтобы постройка рухнула, но достаточно, чтобы она начала шататься. Повсеместные кражи гвоздей и заставили парня по имени Соло построить первую стену. Да, жалкую, да, сложенную из точно так же украденных блоков, – но зато его стена осталась в истории как первое постоянное сооружение Роузуотера. Соло построил деревянную хижину, используя стену для устойчивости, а с другой ее стороны возник еще чей-то дом. Эти две постройки положили начало первой улице, потому что люди естественным образом притягивались туда, где уже кто-то жил.

Сейчас на улице Ронби стоят наименее современные дома, отчасти потому, что первые поселенцы были самыми нищими. Представители среднего класса, у которых были деньги – или, по крайней мере, возможность их заработать, – появились позже. Районы вроде Убара заняло правительство, а Атево стал пригородом. Но начиналось все здесь. Я пытаюсь отыскать место встречи и, не глядя, куда иду, натыкаюсь на двух растаманов. Я извиняюсь, но они меня, похоже, и не замечают.

Дом, который мне нужен, – это бунгало, оштукатуренное, но неокрашенное, с двориком, но без ворот. Ветер подметает дворик, уносит пыль к востоку. Погода холодная и немного влажная, и я знаю, что скоро пойдет дождь. На фронтоне оттиснута арабская вязь. Перед открытой входной дверью растянулась спящая собака. Я перешагиваю через нее.

– Salaam alekum, – говорю я. Мои слова отдаются эхом в темном коридоре.

– Alekum assalaam, – отвечают мне; голос мужской, но я не понимаю, из какой комнаты он доносится.

В доме ощущается слабый запах благовоний, но воздух неподвижен – сильный контраст с буйством ветра на улице. С другого конца коридора ко мне приближается самое огромное человеческое существо, какое я когда-либо видел. Включается свет – это активировались сенсоры движения. Мужик высокий, едва не задевает потолок головой, и весьма широк. По происхождению он полинезиец – из Самоа, судя по тому, что я читаю у него в голове, – но душой – чистый нигериец. Он останавливается прямо передо мной, но ничего не говорит. Он ждет.

– Тебя зовут Тиму, – сообщаю я. – А пароль – «Малиетоа Танумафили II».

– Ты потрясающий. Добро пожаловать в сопротивление, – говорит он. – Иди за мной.

Им сказали, что я приду и что я буду знать их пароль, хотя они не раскрывали его О45. Дешевые фокусы. Я не вижу, куда иду, потому что спина Тиму слишком широка, но зато я считываю его мнение обо мне – положительное – и то, что он хороший человек, добрый и одинокий. В дальнем конце коридора обнаруживается ведущая вниз лестница, а на площадке нас кто-то ждет. Он чернокожий, рубашки на нем нет, и тело его покрыто прямыми шрамами самой разной длины – от нескольких сантиметров до фута.

– Я – Нурудин Лала. Зови меня Нуру, – представляется шрамированный.

– Эрик.

Тиму удаляется, и я не могу не пялиться вслед.

– Он приехал сюда в шестьдесят четвертом с неконтролируемым диабетом. Его послал имам, а исцелившись, он решил провести остаток жизни, заучивая наизусть Благородный Коран и преподавая в иле кеу[20] дальше по улице. Не спрашивай меня, в чем тут логика. Твой багаж вон там.

– Багаж?

– Он прибыл несколько дней назад; мне сказали, что он откроется только в присутствии твоего чипа. Мы ничего не трогали.

Я заглядываю внутрь и скрываю шок. Похоже, кто-то серьезно ненавидит Жака.

– Где и когда? – спрашиваю я.

– Не сегодня, – отвечает он. – Сегодня мы танцуем.

Я думаю, что он говорит о походе на дискотеку, и вспоминаю, как развлекался в клубах в свою прошлую поездку в Роузуотер, – но нет, для Нуру «танцевать» значит заниматься сексом. А когда я узнаю подробности, то чуть не убиваю единственного человека, который может обеспечить меня всем необходимым.

Нуру приводит меня к зданию, которое я принимаю за бордель, однако, отказываясь, я ощущаю… нечто. Поэтому я считываю девушек, одну за другой, и… срываюсь на Нуру. Это лагерь изнасилований, и девочек – а это девочки, не женщины, – свезли сюда члены сопротивления, чтобы они «утешали» бойцов.

– Не хочешь участвовать – не участвуй, – говорит Нуру.

– Освободите их.

– Ты не отсюда; тебе не понять.

Я достаю пистолет – по крайней мере, ему кажется, что у меня есть пистолет. Я манипулирую зрительной корой его мозга, но надолго меня не хватит.

– Освободите всех женщин и детей.

Это случается слишком быстро. Его шрамы распахиваются, будто рты, выпуская наружу щупальца. Они скользкие, как будто в смазке, и их прикосновения вызывают у меня омерзение, но оно перекрывается болью. Нуру хватает меня за руку с воображаемым пистолетом и швыряет на землю. Пока он контролирует щупальца, в голове у него полный бардак; с моими способностями я мог бы предсказать, куда он их направит, но к этому сначала нужно привыкнуть.

Я все еще пытаюсь решить, как закончить эту стычку, когда начинается дождь. Наводнение ставит точку в нашем конфликте. Нам приходится перетащить оборудование повыше, чтобы вода его не испортила. Пока мы работаем, я заглядываю в разум Нуру. Он мнит себя художником и создавал свое нынешнее тело в соавторстве с пришельцем на протяжении нескольких Открытий. Разрезы, каркасы для щупалец, исцеления, провалы и новые разрезы; он – уберперестроенный. И он создал других подобных себе.

Однако мне удается посеять в голове Нуру зернышко сомнений, а из него вырастает раскаяние.

Лагерь изнасилований демонтируют еще до того, как уровень воды достигает двух футов. Я все равно собираюсь сообщить о нем своему начальству.

После того как разберусь с Джеком Жаком.

Глава двадцать девятая

Аминат

Вода не убыла, но и хуже не стало, за что Аминат благодарна. Они с Алиссой сидят в каноэ; она заплатила за него половиной своих эру, и теперь хозяин ведет его по новым течениям к новому берегу. Гомункул утонул ночью. По крайней мере, так они предположили, потому что не видели и не слышали его уже несколько часов. Кое-кто из людей победнее цепляется за крыши и деревья, сидя на импровизированных плавсредствах вроде надутых колесных камер. Дождя нет, но погода облачная, а в воздухе висит легкий туман, от которого одежда и кожа промокают за несколько минут. Всевозможные суда, мобилизованные потерявшей все общиной, перевозят людей туда-сюда, порастая жалкими пожитками, как грибком.

Новости неутешительны. Весь Нимбус судачит о том, что правительство пробило купол, и это наполняет Аминат неподдельным страхом.

Входящий звонок, от Феми. Аминат не хочется отвечать, но через долю секунды она себя перебарывает. На этот раз