эмиграции, порвавшей со своей Родиной, их моральное падение.

Благодаря действиям главного героя повести Андрея Долматова удалось раскрыть замыслы немецкой разведки и предотвратить задуманную ими акцию, которая могла бы завершиться трагедией для большого числа советских людей.

Дверь в караульное помещение с треском распахнулась, и перед сержантом Селимом Мавджуди предстал солдат-первогодок Мехти. Он поморгал серыми от пыли ресницами, потоптался на месте тонкими ногами в больших ботинках и сказал:

— Он все еще идет, сержант-эффенди...

— Хвала аллаху! — откликнулся сержант. Не вставая с супы, он достал из нагрудного кармана круглое зеркальце и, глядя в него, распушил кончики великолепных усов. — Тот, кто идет, непременно куда-нибудь прибудет. Какой мудрец сказал это? А, Мехти-батыр?

— Он вправду идет, сержант-эффенди, — растерянно повторил солдат и вытер рукавом нос.

Бережным прикосновением пальцев сержант привел усы в горизонтальное положение, облизал полные губы и лениво произнес:

— Иди!

Солдат пошел к выходу, но у порога остановился, повернул к сержанту несчастное лицо и спросил, запинаясь:

— А что с ним делать, если он подойдет совсем близко?

— Поцелуй его в курдюк! — Сержант встал и, оттолкнув солдата, вышел.

Он достал из футляра бинокль, подышал на стекла, потер их полой френча и вгляделся вдаль.

Степь дышала тягучим зноем, накопленным за длинный августовский день. Желто-серая дымка стлалась на горизонте. На ее фоне даже без бинокля отчетливо был виден человек, шагающий с советской стороны по пескам.

— Даст бог, прежде чем сядет солнце, он будет здесь, — сказал сержант. — Это перебежчик. Видишь: он не таясь, сам идет к нам. Пора бы тебе понимать такие вещи, Мехти, и не вопить по-бараньи. Жди его и останови, как положено по уставу.

Вернувшись в караульное помещение, сержант отхлебнул мутного чая и взялся за ручку телефона. Он долго вертел ее, ругаясь, пока не услышал голос начальника.

— Засек нарушителя, господин капитан. Держу под неусыпным наблюдением. Готов к схватке, — сладко доложил сержант и, выслушав указания, заверил: — Не беспокойтесь, господин капитан: не вылупилась еще та змея, которая ускользнула бы от сержанта Салима Мавджуди. Да пребудет над вами мир и благоволение небес, господин капитан. Я понял, все понял: обыск произведете лично вы. — Сержант стукнул трубкой о рычаг, вновь подправил двумя щелчками усы.

Прежде чем вновь прилечь, все-таки выглянул за дверь.

— Ну как? — спросил он громко.

— Идет! — крикнул издалека солдат. — У него что-то в руке. Вроде сундучок.

— Ага, — сказал сержант. — Пусть идет. Только не вздумай стрелять в него сдуру!

— Слушаюсь, сержант-эффенди!

— Впрочем, ты все равно не попадешь, — успокоил себя сержант.

Человеку, который стоял перед сержантом, было лет двадцать пять. Он был широкоплеч, сух, загорелые сильные руки его были худы.

«Наверное, и у Советов не каждый день плов», — подумал сержант. Он посмотрел в лицо перебежчику, встретился взглядом со спокойными табачного цвета глазами и рассердился.

— Мехти-батыр, выйди-ка и займи свое место на посту, — велел он солдату, прислонившемуся к двери. Мехти поспешно удалился, задев прикладом винтовки о порог. Сержанту показалось, что тонкие губы перебежчика чуть скривились в усмешке.

— Подойди поближе, — велел сержант. — А теперь давай-ка свои вещи.

Перебежчик поставил чемодан на стул.

Сержант окинул взглядом его длинную фигуру — белая без ворота рубашка в полоску, холщовые, еще сохранившие складку брюки, коричневые брезентовые туфли, — мягко поднялся и в мгновение ока обыскал перебежчика, прежде всего вывернув его карманы.

— Так, так, — сказал сержант. — Пусто. — Он поднял чемодан и вскрикнул: — О, аллах! Ты что, камнями набил свой сундук? — Он безуспешно возился с запорами, пока перебежчик легким, изящным движением не открыл их сам.

В чемодане оказалось множество металлических инструментов, назначение которых сержанту было неизвестно. Сбоку помещались тщательно упакованные в бумагу и вату блестящие лампы, посеребренные изнутри. Ни одежды, ни денег не было. Лишь несколько носовых платков да простые стираные носки.

Сержант с опаской взял одну лампу и посмотрел ее на свет.

— У-гу, — произнес он многозначительно. Хлопнул ладонью по столу и вдруг сообразил, что перебежчик, не задумываясь, выполняет все его распоряжения.

— Ты что, понимаешь по-нашему? — спросил сержант.

— Я говорю на языках всех пограничных стран, — четко ответил перебежчик, и уголки его губ вновь дрогнули.

Сержант щелчками поправил усы.

— Хвала тебе! — заключил он. — Тем легче будет составить протокол задержания. Итак, как тебя зовут? Ты понимаешь, что лгать мне не полагается: я вижу тебя насквозь!

Перебежчик улыбнулся, на этот раз открыто.

— Меня зовут Андрей Долматов, — сказал он. — Я сын русского генерала Дмитрия Павловича Долматова, хорошо известного в ваших краях. — Помолчал и добавил: — Есть просьба, сержант: доставьте меня побыстрее в комендатуру. Уверен, начальство поблагодарит вас.

— Здесь я начальство! — сержант хлопнул ладонью по столу. Взметнулось облачко пыли, чернильница подпрыгнула, но из нее не пролилось ни капли. Сержант налил в чернильницу чаю из кружки, долго размешивал жидкость пером и, наконец, начал медленно писать.

— Я могу сесть? — спросил тот, кто назвал себя Андреем Долматовым.

— Разрешаю, — буркнул сержант. И на всякий случай перешел на «вы». — Итак, куда вы шли и зачем?

— Я хочу перебраться в Париж, — охотно ответил перебежчик. — Там сейчас находятся мои близкие. Чтобы заработать денег на дорогу, решил просить временного убежища в вашей стране. Она мне знакома: я здесь жил в детстве. Мой отец был старшим советником в вашем генеральном штабе.

Сержант Селим Мавджуди перестал водить скрипучим пером по бумаге и тяжко задумался.

— Еще раз прошу: не тратьте зря время и силы, — сказал перебежчик. — Отправьте меня в комендатуру.

Сержант вскинул ладонь и прихлопнул муху.

Одиннадцать лет служил он на границе. Он видел немало перебежчиков, особенно в первые годы после русской революции. Бессчетно — контрабандистов. Изредка попадались ему такие птицы, о которых он впоследствии и рассказывал шепотом. Он так никогда и не узнал, кто они: свои или чужие, разведчики или сановные особы из тех, кому в Советской России дали пинка. Задержанные вели себя по-разному: заискивали, совали взятки, плакали, прикидывались то дурачками, то немыми. Один чернобородый, сплошь увешанный по голому телу под засаленным халатом драгоценностями, ударил сержанта в зубы, когда тот попытался снять с него золотой медальон. Год спустя сержант