Будто вхождение в рай почти что соответствует покаянию. Как веревка очищается? Покаялась – и Бог ее простит, все грязное стряхнет. Но ведь на самом деле, требуется нечто гораздо большее, что передается евангельскими словами: войди в радость Господа своего (Мф. 25. 23), и пребудьте в любви Моей (Пн. 15, 9). И все это свести к покаянию? Нет, конечно. Покаяние – необходимый, но лишь самый первый и робкий шаг в эту область.

Мы должны научиться любви и радости Господа нашего. С гордостью и самодовольством это точно не получится. Поэтому покаяние и необходимо. Но разве оно одно? А если человек к себе критичен, себя тоже считает неправым, даже вообще ненавидит свою душу (с виду прямо-таки почти по Евангелию), но при этом ненавидит ближних, дальних, весь белый и черный свет, Бога и самого себя в придачу. Это разве небожитель? Извините. Поможет ли здесь покаяние? Кто ж знает! Формулу покаяния вы можете услышать и такую: я знаю, что я мерзавец, я знаю, что в своей ненависти я не прав, но ничто меня из этого уже не выведет.

Или так: я прощаю всех, осуждаю себя. Но Богу я не нужен. И глубоко в этом убежден.

Или так: да, я перед Ним виноват, но Он мне не нужен.

Короче говоря, на белом свете полно таких примеров иудина покаяния. Покаяния, растворенного отчаянием и отвержением Бога.

Конечно, вы можете сказать, что это не называется настоящим покаянием. А объясняя далее, что такое настоящее, все равно так и доведете это понятие до тождества с пребыванием в Господней любви. Ну, можно и так пойти. Но в итоге вы просто подмените понятие. Покаяние – это все-таки признание своей неправоты и сожаление о ней. Вот прямой смысл слова, не расширенный.

Если существует вечный ад, то думаю, большинство его насельников признают свои грехи и ошибки, считают, что могли бы прожить на земле умнее и удачнее, чтобы жизнь их смогла принести Богу и другим людям… побольше зла!

Так что с покаянием тоже не все просто.

Кроме того, я ловлю себя на мысли, что задавшись целью написать хороший ответ на Машино письмо, я еще ни разу не призвал ее к покаянию. Например, в богохульстве, которое в этом письме явно содержится. Пока я в качестве адвоката Бога, прошу Машу Его простить! Пока мы разбираем обвинения в адрес Бога, а не человека. И я не мог бы двинуться иным путем. Потому что это – гораздо важнее. И потому, что призыв к покаянию явно преждевременен, его не поймут и отвергнут. Или воспримут по-адски, как иудино покаяние.

Прежде чем человек попросит у Бога прощения, совершенно необходимо, чтобы он сам простил Бога. А это очень нелегко. Именно здесь главные проблемы потенциальных жителей ада.

Виноватый Бог

Итак, пришлось заняться более сложным делом – оправдывать Бога.

И тут приходится признавать: да, Бог, прежде всего, не мстит. Это значит, что не должен бы Он взыскивать в буквальном смысле долги до последней полушки, причем взыскивать их через мучение. Ибо тут же на сцену выскакивает новый обвинитель и кричит:

– Да, я грешил против Божиих заповедей. Против ближних. Но с ними-то я уже примирился. А против Бога грешил тем, что недомерил Ему земных поклонов, не дочитал молитв, не допраздновал праздников! Я должен перед Ним каяться? Но скажите, стало ли Ему больно от не дочитанных мною славословий? Как я могу причинить ущерб Богу, за который должен был бы Ему воздать? А мне всю жизнь было больно от той жизни, которую я протащил! Он-то меня мучил совершенно реально и долго, всю мою жизнь. А от меня не получил только приятную Ему меру моего подхалимства. Кто ж у кого должен прощения просить?

У вас найдется ответ на такую претензию? Конечно, вы вправе напомнить человеку о благодеяниях Божиих в его жизни. Но он усилит свою позицию:

– Все эти Божии дары – лишь сладкая приманка на крючке скорби. Я только успел чуть-чуть попробовать, как все отняла смерть. Бог издевался. Дал, как собаке

Каштанке, проглотить кусочек на веревочке и вытянул его из желудка обратно. Он нарочно даже создал все эти блага, чтобы смотреть, как мучится тварь, когда их лишается.

Такого рода аргументация глубоко и подробно рассмотрена в романе К. Льюиса “Пока мы лиц не обрели”. Справедлива ли она по существу – зависит от того, где должен быть поставлен центр справедливости, где подвеска Фемидиных весов. Грешник мерит все относительно себя – и Бог оказывается его должником. На самом деле, мир должен мериться относительно Бога. В этой (нормальной) системе отсчета грешник ужасающе неправ. Но проблема в том, что вы ему этого никак не докажете.

Я не вижу никаких способов из такой души исторгнуть не то, что покаяние перед Богом, но самое прощение Бога. Тем менее – желание покориться Ему, полюбить Его. Согласитесь со мною, что все мыслимые нами, представимые нами средства Божьего воздействия (уговоры, убеждение, показ реальности, как она есть, угрозы, мучения и милости) совершенно бессильны в данном случае. Они только убедят богопротивника в его собственной правоте. Он даже от сердца всем ближним простит – лишь бы Богу не простить.

Станете ли вы верить в апокатастазис, поговорив с таким человеком? А ведь чтобы дойти до таких мыслей, совсем не нужно кончать философский факультет. Требуется для них лишь начальный уровень здравого смысла и жизненного опыта. Просто этот здравый смысл встает на службу богопротивного настроя сердца. И в таком виде он по-своему непобедим.

Вот встает перед Богом на суде такой человек. И что с ним делать? На вертел посадить? В печку сунуть? И ежедневно переспрашивать: а ты не передумал?

То есть, можем ли мы предложить Богу Диоклетианову и Неронову модель поведения? Те ведь тоже истощили свои силы, пытаясь вырвать у христиан минимальное почтение к своим богам, “бессмертным” и исторически прославленным богам Олимпа, готовым немедленно простить любого их хулителя за одну крошку фимиама, брошенного на их идольский жертвенник. Тираны подчас искренне жалели христиан, протягивали им свою милость и жалость, – но все при том же неприемлемом условии. А что еще предложат Богу сторонники апоката-стазиса, начиная с Оригена и ев. Григория? Какая еще стратегия Бога в отношении таких Его супостатов им открылась бы? Я пока не слышал ничего, кроме этого простого: мучить гада, пока он не исправится.

А если все же он так и