Великанов протянул сверток.

— Сделаю, Ваня.

— Ну, спасибо, брат! Я знал, что ты не откажешь.

Иво взял сверток и отправился к каменному сараю, находившемуся в их лагере. Верхний этаж его был завален мешками с цементом, старым железом, пустыми бочками, дровами. В подвале немцы устроили карцеры для лагерников. На уровне земли чернели маленькие окна.

Иво подошел к первому из них.

— Кто тут?

Ответа не последовало.

— Оник! — крикнул Иво громче, — ты здесь?

Оник сидел на полу. Услышав свое имя, он вздрогнул. Голос был ему незнаком.

— Оник, ты здесь? — снова раздалось сверху.

— Да! Кто это?

— Я принес картошки от Великанова. Соль в бумажке. Держи, бросаю!..

Оник различил стук упавшего бумажного свертка.

И снова вокруг — глухая тишина. Ему вдруг показалось, что он задремал и слышал этот голос во сне. Проверяя себя, Оник, как ребенок, пополз на четвереньках и начал обшаривать пол. Он ощупал кругом себя, но ничего не нашел и повернул в другую сторону. Камера была невелика, и он снова разочарованно подумал, что разговаривал с кем-то во сне. Но вот его рука наткнулась на что-то круглое. Картофелина, теплая!

Оник продолжал поиски. Он нашел еще несколько картошек, а рядом комок бумаги. В бумаге была соль. Он тут же с жадностью съел одну, затем вторую, остальное спрятал в кармане. Завтра могут ничего не дать, останешься голодным. Спасибо же вам, друзья!..

Наутро Оника вызвали к врачу. Выйдя из камеры, он почувствовал, как сильно забилось сердце. Что же, опять начнутся издевательства? Сколько еще можно унижать человека? Будь, что будет, — он покажет сегодня доктору, что пришел конец его терпению. А там пускай хоть смерть!..

Сопровождавший Оника надзиратель оказался более деликатным и даже предложил держаться за него, пока они шли в больницу.

Войдя в кабинет врача, надзиратель заявил:

— Совершенно слеп, доктор.

— Мало хорошего! Сейчас проверим. Подойди сюда…

Оник был обескуражен таким приемом. Трудно было поверить, что перед ним человек, бросивший его в карцер. Даже голос был неузнаваем.

Врач долго выворачивал ему веки и, по-видимому, внимательно разглядывал. Что с ним сталось? Может, в прошлый раз был пьян? Нет, должно быть — это другой врач. Оник хотел было завести с ним разговор, но в это время в кабинет вошли какие-то люди. Даже не видя их, можно было почувствовать, что это начальство. Врач заторопился.

— Хорошо! Вот возьми мазь, — два раза в день будешь смазывать веки. Потом явишься ко мне снова.

Оник взял баночку, и надзиратель вывел его на двор, предоставив самому добираться до места.

Боясь попасть в какую-нибудь яму, Оник продвигался осторожно и все прислушивался, не услышит ли русской или украинской речи. Вскоре он уперся в какую-то стену и остановился. Он помнил, что расстояние от больницы до ворот лагеря было не более трехсот шагов. Куда же идти?..

Какая-то немка, заметив беспомощного слепого у стены, остановилась.

— Куда вам? — спросила она.

— Где дорога? — с отчаянием повернулся на ее голос Оник.

— Здесь много дорог. Куда вам нужно?

— Я иду в лагерь, фрау. Из больницы.

— И как это пустили одного? Идемте, я отведу вас туда…

У ворот лагеря она даже попрекнула часового:

— Человек слепой — зачем вы отпускаете его одного? Он чуть в яму не попал.

— Рано или поздно будет в яме! — равнодушно отозвался тот. И окликнул кого-то: — Эй, отведи его в барак!

Оник поблагодарил добрую женщину.

Через несколько минут он уже был на своих нарах. Гарник сидел рядом, охватив рукой его худые плечи.

— А мы думали, что тебя там долго продержат. Рассказывай, как выпустили?

Оник коротко изложил все:

— Когда вызвали на прием, решил стукнуть этого доктора, думаю, все равно — могила! Да вот не получилось: другой врач оказался.

— Говорят, старого убрали, — сообщил кто-то. — Комиссия приехала, — смертность, мол, большая у нас.

— Ну, да! Без рабов-то они что будут делать?

Оник понял, что и на этот раз его спас случай.

— А глаза твои все так же? — спросил Гарник.

— По-прежнему! — Новый врач дал лекарство — не знаю, будет ли лучше.

Гарник помог ему намазать веки пахучей мазью. Оник улегся и тут же, после тревог бессонной ночи, крепко заснул.

Вечером пришел Великанов. Он радостно обнял Оника, выслушал его рассказ. Потом заговорил тревожным шепотом:

— Что же теперь делать, а?.. У меня все готово. Поезд сегодня уходит. В другой раз, может, и не удастся. Ты можешь с нами?

Трудную задачу приходилось решать друзьям. Гарник молча переводил глаза то на Оника, то на Великанова. С величайшим нетерпением он ждал этой минуты — когда Ваня придет и скажет: можно. Эта минута настала. Но как быть с Оником? Ведь они друзья, да и план побега они разрабатывали вместе. Взять его — слепого? Но… как знать, — что их ждет в дороге. Могут быть тысячи непредвиденных случайностей: понадобится убегать, — вдруг придется на ходу спрыгнуть с поезда?.. Что будет делать Оник? Ведь он беспомощен, его надо водить за руку. Когда они поведут его на станцию, одно это вызовет подозрение и сорвет побег. А с другой стороны, как же можно оставлять слепого товарища? В присутствии Оника они не могли высказать то, что каждый из них думал. Грузились последние вагоны состава. Надо было спешить. Великанов попросил Иво заменить его, чтобы вызвать Гарника. К побегу уже было все приготовлено: фляга с водой, сухари, коробка рыбных консервов. Надо было решать.

Это ясно понимал и Оник. С поникшей головой он выслушал соображения Великанова. Потом сказал:

— Идите, ребята. Не откладывайте. Если зрение восстановится, я буду вас разыскивать. Нет, Гарник, и не думайте задерживаться… Идите!

Тяжелой была эта минута. Великанов нагнулся, пошарил под нарами, что-то сунув в карман и… не сел, остался стоять.

— Ну, — посмотрел он на Гарника, — как решаем?

За Гарника ответил Оник:

— Решено, ребята, другого выхода нет. Уходите! Только…

Оник помолчал.

— Не забывайте меня!.. — прошептал он. — Может, доживу до победы… Если ты, Гарник, вернешься на родину, загляни в наше село, к моим. Ну, счастливого вам пути!..

— Сядем! — предложил в последнюю минуту Великанов, — по русскому обычаю, на прощанье полагается посидеть.

Молча сели возле Оника.

Великанов взял в свои ладони одну руку Оника, Гарник — другую. Великанов горячо прошептал:

— Мы будем помнить тебя, Оник! Слышишь? Никогда не забудем. Оставайся с… богом, как говорится. Выздоравливай.

Гарник сунул в карман Оника деньги.

— Пригодятся…

— Не забудешь о моей просьбе?

— До конца жизни не забуду, Оник джан!..

И, услышав, как хлопнула дверь,