Шрифт:
Закладка:
– Может быть, – вдруг согласился он. – Но только преследуя твои же интересы. В отличие от твоего пока еще мужа, который, поверь мне, не побрезгует сподличать, как ты выразилась, если запахнет жареным.
– Ты знаешь что-то, чего не знаю я? – насторожилась я.
– Только то, что ради карьеры такие люди, как Дубравин, способны на все. Поэтому, если ему придется потопить тебя в угоду рейтингу, он так и сделает, Прекрасная. Будь готова к этому, раз уж не можешь нанести удар первой.
– Для того человека, который говорит, что не знает моего мужа, ты подозрительно уверенно рассуждаешь, какой он и как поступит, – выпрямила спину я.
– Я не говорил, что незнаком с Дубравиным. В тех кругах, где я давно кручусь, все друг о друге знают, Василиса, – ровным тоном ответил он. – Но ты права, в его планы я не заглядывал, а говорил о том, как поступают в таких случаях такие, как он. Ты и сама это прекрасно знаешь, признайся. Просто тебе легче нырнуть головой в песок, чем решительно действовать, и желательно на опережение противника.
– Личная жизнь на то и личная, что не должна становиться достоянием общественности. Ты же мне не только предлагаешь «потопить» Дубравина, но и вывернуть собственное грязное белье на всеобщее обозрение. Я этого делать не буду.
– Тебе даже участвовать ни в чем не нужно будет, просто прими мою помощь и можешь забыть о бывшем муже, как о кошмарном сне.
– Грабовский, – нажала голосом я.
– Хорошо, я тебя услышал. Мы вернемся к этому разговору, когда ты созреешь.
«Или никогда», – поставила точку я.
Да, Кеша мне сделал настолько больно, что я перестала быть прежней. Похоже, его последний удар оказался такой силы, что я до сих пор продолжала падать… Но копаться в грязи, топить Дубравина и тонуть при этом я не собиралась.
Мне нужно было оттолкнуться от этого всего и начать новую жизнь, бережно собирать по кускам и выкраивать себя из того, что осталось.
Зло на зло, как оказалось, не действует. С Грабовским же не сработало, болеть меньше у меня не перестало, только сильнее сдавило и чувство вины никак не утихало.
Мы расстались на тяжелой ноте. Женя явно был недоволен тем, что я решила поступить по-своему в отношении Дубравина, а мне не нравилось такое его вмешательство во все это…
Нет, от помощи я не собиралась отказываться, но предпочитала оставаться избирательной в методах защиты. Раз уж в методах лечения собственной души пока успехов не достигла.
Корпоративная квартира встретила меня тишиной. Я решила переодеться, нанести макияж и собраться с силами за чашечкой кофе перед тем, как появляться в фонде.
Внезапно мое одиночество потревожил звонок в дверь. Я только верхнюю одежду и успела снять. Подумав, что это Грабовский решил подняться и сгладить впечатление от нашего разговора, я открыла, даже не спросив. И ошиблась.
За порогом был не Женя.
Дубравин едва не сбил меня с ног!
Я даже ничего толком не успела понять, не то что среагировать.
Муж сгреб меня в охапку и шумно задышал в макушку.
– Жива, – с явным облегчением выдал он. – Я отыскал твою машину в одном из ремонт-сервисов, все больницы обзвонил… Где ты была, Вася?
«Потерялась, – вертелось у меня на языке. – И до сих пор не нашлась…»
Я позволила себе всего долю мгновения на слабость, когда замерла в его крепких объятьях, зажмурилась и представила, что это просто обычный день, которых у нас было множество. Раньше. До того самого момента, как мои розовые очки разлетелись вдребезги, а иллюзия счастливого брака оказалась тыквой.
Даже жаль, что мы не ценили обыкновенных радостей. Без них мне будет очень тошно.
Еще сильнее, чем уже сейчас.
– Где была, там меня больше нет, Дубравин, – подчеркнуто холодно выдала я, стараясь отодвинуться от мужа. – Отпусти меня.
Только вот Кеша не послушался.
– Нет.
Он держал меня настолько крепко, будто от этих объятий зависела чья-то жизнь.
Она и зависела, наверное. Когда-то.
Правда, сейчас смысла удерживать оболочку от той прежней Васи больше не было. Пациент больше мертв, как говорится…
Удивительно, что Дубравин этого еще не понял. Хотя, скорее, просто не хотел понимать, продолжал гнуть свою линию, как привык до этого.
Не знаю, сколько мы так простояли друг с другом. Друг в друге. Или каждый в своих мыслях.
Может, с полминуты, или несколько минут, или часов… Определить время не представлялось возможным. Я боролась с собой.
Мне хотелось влезть Дубравину под кожу, свернуться калачиком у сердца, наслаждаться убаюкивающим «тук-тук». Или же избить его хорошенько, разодрать физиономию в кровь и причинить хоть десятую долю той боли, что он заставил меня испытывать…
От этого внутреннего противостояния у меня разболелась голова, будто бы собиралась лопнуть, как перезревший арбуз. Поэтому я громко выдохнула и… расслабилась. Позволила течению нести меня в этом диком водовороте чувств. Позволила себе дышать мужчиной, любовь к которому сделала меня слабой и зависимой. А еще слепой и глупой.
Позволила себе чувствовать его тепло, проникаться им, обманываться дальше…
Всего-то на мгновение. На прощание. В последний раз.
Дубравин и сам не спешил нарушать этот странный момент. Он шумно дышал и, казалось, даже дрожал. А может быть, это была я. Ослабшая. Уставшая. Опустошенная.
– Господи, Вася, ты не представляешь, что я пережил за время, когда не знал, где ты…
– Даже и представлять не стану.
– Зачем ты так? – выдал он с укором. – Неужели я даже не заслужил того, чтобы знать, что с тобой все в порядке?
Я прикусила губу.
– Со мной все в порядке. Отпусти.
– А со мной нет. Веришь? – Дубравин проникновенно заглянул мне в глаза.
И это его «веришь» сейчас прозвучало настоящей издевкой. Он еще смеет заикаться о таком?
– Ты хочешь, чтобы меня вывернуло прямо на тебя? – в какой-то момент спросила я и сама поразилась спокойствию и безразличию в собственном голосе.
– Тебя тошнит? – тут же всполошился Кеша, отстраняясь только для того, чтобы заглянуть мне в лицо. – У тебя сотрясение? Этот синяк… Давай помогу тебе прилечь?
– Отойди от меня на безопасное расстояние, Дубравин, а лучше сгинь.
– Не понял, – нахмурился он. Хотя по глазам я прочитала, что все муж прекрасно понял и обо всем неозвученном догадался.
– Меня тошнит от тебя. В остальном я прекрасно себя чувствую, но только если между нами остается приличное расстояние. Так понятнее?
