Шрифт:
Закладка:
— В каком смысле? Разве Мендоса не погиб на Бахадосском поле?
Барон усмехнула. Да-да, эту сказку влили в уши многим… Она звучала куда красивее правды.
— Можно сказать, да: он погиб там… только от рук своих нанимателей. Не спрашивайте, я не знаю подробностей. Знаю лишь, что нас встретила на поле, дай Творец Небесный, четверть его войска. Остальные разбежались после подлого убийства командора. А те люди — коих было всемеро меньше, чем воинов нашего славного короля, сражались достойно. Я до сих пор спрашиваю себя, за что: им уже никто не заплатил бы. И предводитель их лежал в земле, и поражение виделось неминуемым. Прихожу к выводу: Волк Мелиньи внушил некоторым своим бойцам, пусть они являлись простолюдинами, своеобразные понятия о чести. Трусы, бандиты и подлецы сбежали. Однако настоящие волки остались — и дрались отчаянно.
— Вы полагаете, Мендоса был человеком чести?
— Безусловно. Разве это не очевидно из прежних моих слов? Немного иной чести, что мы с вами, но… был.
— И поэтому король Балдуин поступил так?
— А как ещё он мог поступить? Вы плохо знаете нашего короля? Я горячо поддерживал это решение, хотя не все полководцы были согласны. Конечно: после дня битвы мы могли атаковать снова. Могли перерезать, аки скот, остатки самого достойного своего противника. Втоптать их трупы в землю, разорвать их стяги, а пленных приковать к вёслам на галерах. Я думаю, проклятые балеарцы так бы и поступили, но мы — не балеарцы. В Стирлинге знают, что такое честь. Поэтому мы позволили им уйти: в строю и с оружием. Взяли только волчьи знамёна, больше ничего.
— Если бы не обеты, я бы выпил за этих людей.
— Я помолюсь за них сегодня.
— И правда. В этом есть что-то рыцарское.
— А что с ними стало потом?
Тут барону оставалось лишь пожать могучими плечами. После войны у него стало много хлопот: о судьбе разбитого врага беспокоиться не приходилось.
— Не знаю. Может, нанялись к кому-то на службу. Может, сами стали кондотьерами. Возможно, просто начали разбойничать. Думаю, всё вместе: кто как рассудил. Лишь истинно благородные люди благородны одинаково. А прочие… они бывают очень разными.
Барон Гаскойн разглядывал молодых паладинов. Сложные эмоции отражались на их лицах, что отнюдь не удивительно: наверняка взглянули на многое по-новому. Это прекрасные рыцари, без сомнений, однако рыцари мирного времени. Разница огромна.
Клемент понимал: его рассказ для этих людей картину мира в корне не изменит. Паладины на то и паладины — чтобы быть прямыми, как древко. Монахи с оружием в руках. Состязаться за их умы с архиепископом, святыми книгами и самим Творцом Небесным — бессмысленно.
Но тем солдатам под чёрными стягами тоже бессмысленно было сражаться на Бахадосском поле. Однако они не отступили, хоть почти поголовно были безродной чернью. С чего Клемент, рыцарь и лорд, должен вести себя иначе?
— Побери меня Нечистый: скверно, благочестивые сиры, что вы не пьёте хмельного. Потому что сейчас именно тот момент, когда выпить нужно.
Ответить паладины не успели: в этот миг с грохотом распахнулись двери.
Шателян Селвин, сопровождаемый вооружёнными рыцарями, буквально ворвался в чертог — так резко, что паладины невольно потянулись к кинжалам. Лорд Вудленда, полулежавший в кресле, приподнялся.
— Что случилось, Селвин? Говори скорее, пока меня удар не хватил!
— Тревожные вести, милорд! Даглус со своей бандой опять объявился. Причём в самом сердце ваших владений. Он разорил Вулмен!
— Вулмен?..
От удивления привставший было барон непроизвольно плюхнулся обратно. Такой дерзости он не мог ожидать. Даже от Даглуса, который умел преподнести неприятный сюрприз.
— Гвендлы? Вулмен? Что это место? Где оно? — оживились защитники веры.
— Это деревня, и она совсем неподалёку. Недалече от места, куда отправился паладин-магистр.
— Значит, магистр в опасности. Мы должны немедленно ехать к нему!
Ну конечно же, паладины думали о своём магистре. Барон же думал о собственных людях — что не менее естественно. Если серьёзный отряд гвендлов нападает на деревни, до которых просто-напросто дойти не должен — то речь о ситуации, требующей самых решительных действий.
В конце концов, Клементу не улыбалась перспектива когда-нибудь встретить Даглуса или кого-то ещё из лихих язычников, охотясь в угодьях возле Фиршилда. А как отреагирует простой люд? Эх, ведь едва всё успокоилось… и опять!
— Магистр, конечно, в опасности. — начал барон, от которого все ждали каких-то слов. — Но я предупреждал его, что здесь никогда нельзя расслабляться: надеюсь, мои слова запомнились хорошо. В первую очередь важно иное. За такую наглость должна последовать расплата: сколь быстрая, столь и суровая. Селвин! Вели собирать сотню. Нет, две сотни! Сейчас же!
— Да, милорд. — шателян кивнул, но с места не сдвинулся: понял, что это не все распоряжения.
Селвин Умбер не слыл бойцом, рыцарей с солдатами не водил. Однако это был сообразительный и верный человек, а также обладающий немалым духом. Сейчас вид у шателяна был не менее воинственный, чем у крепких латников за спиной и паладинов возле лорда.
— Разослать гонцов во все окрестные замки и деревни. Самого шустрого — к Логану: пусть тотчас выступает, чтобы отрезать мерзавцам путь к Восточному Лесу. Могу ли я рассчитывать на помощь паладинов? Опытные рыцари пригодятся, а это ведь точно по вашим обетам: карать безбожников. Так вы вернее всего поможете магистру, который давно может быть не в Колуэе, а где-нибудь в лесу. Или в Лостере… или Творец Небесный ведает, где ещё.
— Конечно, барон! Мы готовы тотчас выступить вместе с вашими людьми!
— С моими людьми? Шутить изволите, сир? Со мной самим!
Шателян раскрыл рот, чтобы возразить, но не успел. Барон вскочил так резво, будто ноги вовсе не болели — и не было за этот день так много выпито.
— Молчать! Раз Робин снова где-то пропадает… и, кстати — хорошо бы подальше от гвендлов… значит, я сам буду командовать. Принести мои доспехи! Седлать коня!
Хмель как ветром сдуло. Лорд Клемент давно садился в седло только для охоты на зверя — не на разбойников. Однако и разбойники давно не забирались так глубоко в его земли, да ещё в отсутствии Робина. Или хоть представления о
