Тяжело вдохнув, я присел перед ней на корточки, заглянув в глаза.

— Макие, не все люди — чиновники.

— Да, наверное, — девочка чуть беспомощно пожала плечами. — Но я других не видела почти. Кроме Лоуренса.

— Кто это?

— Он был ассистентом у моего… отца. А потом присматривал за мной.

— Был?

— Его солдаты убили, когда атаковали особняк.

Вот так. И попробуйте объяснить этой девочке, на глазах у которой убили единственного более-менее нормально относившегося к ней человека, что не все люди — уроды моральные.

— Извини, — виновато вздохнул я, поднимаясь на ноги.

— Да ты же ни при чём.

Мы молча двинулись по пляжу, размышляя каждый о своём.

— Макие, а ты не жалеешь, что не уплыла вместе с Гонзо в Америку? — спросил я после продолжительного молчания.

— Нет! — Девочка яростно замотала головой. — Не хочу обратно к людям. Мне здесь хорошо. Это ведь теперь мой остров, правда? — Она задрала голову, испытующе уставившись на меня.

— Конечно, — нарочито демонстративно удивился я. — Если Конго говорит, что твой — значит, твой. А желающие с ней поспорить пусть сразу завещание оформляют.

— Конго-сан — хорошая, — заявила Макие уверенно.

— Хорошая, — с невольным вздохом согласился я. — Только немножко злая и чуть-чуть упрямая.

— Она же женщина, — снисходительно просветила меня Макие.

Я аж поперхнулся от подобного заявления.

— Экхм… да, конечно.

Найдя взглядом расположившийся посреди бухты антрацитово-черный корабль, потёр переносицу:

— Кстати, Макие, мне нужна твоя помощь.

— В чём? — немедленно насторожилась девочка.

— Надо Харуну и Киришиму обратно в корабли запихнуть.

— Зачем? — удивилась она. — Так же интересней!

Ну да, говорящая игрушка куда прикольнее, чем здоровенный и скучный корабль или даже девочка-подружка. Тем более, когда девочка-подружка уже есть.

— Макие, ты знаешь, кто такие компрачикосы? — спросил я, останавливаясь и внимательно глядя на девочку.

Та, чуть помявшись, кивнула:

— Угу. У меня в библиотеке была книжка одного писателя, француза, только я её не дочитала. Потому что, ну…

— Потому что «Человек, который смеётся» не самое легкое произведение у Гюго, — понимающе закончил я. — Так вот, компрачикосы покупали маленьких детей и делали из них уродов. Например, заколачивали ребенка в бочку, чтобы его тело не могло нормально расти или резали лицо, превращая в чудовище…

— А в Китае детей в вазы засовывали, я знаю. Зачем ты мне это рассказываешь? — буркнула девочка, ёжась, словно от холода.

— Потом, получившуюся живую игрушку продавали какому-нибудь вельможе, на потеху, — словно не замечая её бурчания договорил я, и, обняв за плечи, развернул в сторону пляжа, где неуклюже переваливаясь на коротких ножках, топал смешной игрушечный медвежонок.

Затем, развернув обратно, посмотрел в наполнившиеся ужасом понимания глаза, бесстрастно заключив:

— Макие… я не знаю, что вырастет из лишенной корабля и помещённой в человеческую игрушку туманницы. И не горю желанием ставить подобные эксперименты. А ты?

Девочка шмыгнула носом и, внезапно уткнувшись лицом мне в грудь, разревелась.

— Я… я тоже не хочу… Я же не думала…

Осторожно погладив её по голове, я извлек из кармана платок и сунул ей в руки.

— Ну, всё, всё, не плачь. То, что не думала — это плохо. Ты же тут самая старшая, значит, обязана обо всём думать.

— Да, я сейчас… я им объясню… — всхлипнула девочка, утирая слёзы.

— Макие… а подумать? — укоризненно покачал я головой. — Во-первых, если и Харуна, и Киришима на ремонтную базу отправятся, ты тут одна останешься. Случись что, даже на помощь позвать не сможешь. Во-вторых, а если они упрутся, мол, и так хорошо? Что, силой их заставишь? Ну и в-третьих… без разрешения Конго никто никаких корпусов не получит при всём желании.

— А… а что же тогда делать? — растерянно протянула она, шмыгнув носом.

Присев перед ней на корточки, я с нарочитым подозрением оглянулся по сторонам и понизил голос до конспиративного шепота:

— Предлагаю организовать тайный заговор.

— Заговор?!

— Именно! Ты аккуратно убеждаешь Киришиму, что розовые медведи — это уже не модно, а я как бы между прочим намекаю Конго, что мы, понимаешь ли, боремся за почетное звание Флота высокой культуры быта, а тут целый линейный крейсер в одной аватаре рассекает. Падение нравов же! Так чёрт знает до чего докатиться можно!

Макие даже всхлипывать перестала, удивленно распахнув глаза.

— А мы боремся за почетное звание?

— Ещё как! Просто мы боремся тайно.

Состроив многозначительную физиономию, я вскинул кулак к плечу, выпятив нижнюю челюсть:

— Тайное общество, «Союз меча и орала»! Запад идёт нафиг, но заграница нам поможет! Полная конспирация!

После чего ещё минут пять нес всякую чушь, в духе незабвенного Остапа Бендера, пока девочка наконец не хихикнула, зажимая рот ладошкой.

— Союз орала…

— А то! Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей будет гордиться нами! Только, тс-с! — приложив палец к губам, я ещё раз подозрительно зыркнул по сторонам, напомнив: — Полнейшая конспирация.

— Конспирация! — с готовностью закивала Макие, так же переходя на заговорщицкий шепот и подозрительно оглядываясь.

Мы торжественно пожали друг другу руки, скрепляя создание «Союза борьбы за высокую культуру».

— Грядите, боец! — тоном отца-командира напутствовал я девочку. — И помните — розовые медведи не наш метод!

— Гряду, Виктор-сан! — с явным трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться, она скопировала мой жест, вскинув кулачок к плечу.

Затем, крутанулась на месте и вприпрыжку понеслась в сторону жилого домика, вопя: «Кириши-има, у нас культура быта в опасности!».

Проводив девочку взглядом, я устало провел рукой по лицу, стирая с него маску веселья, и, присев на ближайший валун, вытащил сигареты.

Ну вот, так-то оно поспокойней будет. А то чёрт его знает, чем для Киришимы жизнь в виде плюшевой игрушки могла закончиться. Мне вот только психических расстройств у туманниц до полного счастья не хватало. К тому же два линейных крейсера — неплохая гарантия независимости для этого островка. Да и как резерв Второго флота, на самый-самый крайний случай, они тоже лишними не будут. Ну а дальше будем посмотреть, чем занять детишек.

***

«Оказывается, дети бывают очень разными», — сделала Конго неожиданный для самой себя вывод.

Вообще, состояние, в котором она сейчас пребывала, наиболее точно можно было охарактеризовать фразой: