— Я сейчас. Сидите тут, никуда не уходите.

Милли ухмыляется охраннику с видом полоумной и слушает, как он, шаркая ногами, плетется на кухню. Милли опрометью бросается к стойке регистрации, где перед ней предстает беспорядочная куча бумаг и папок с файлами, дымящаяся кружка кофе, телефон, крошечный телевизор и компьютер. Все поверхности оклеены желтыми стикерами, словно налепленной вразнобой кафельной плиткой, но нигде не видно ничего похожего на код. Милли заглядывает в открытые ящики, шкафчики, даже под стол заползает, думая, не приклеил ли кто-нибудь код там — но нет.

Она уже слышит шаги на кухне. Охранник вот-вот вернется. Взгляд Милли вновь падает на его кофе, и ее осеняет идея — опасная, безумная… или гениальная? Она роется в рюкзаке Эйдин и находит украденные таблетки. Открыв пузырек амбиена, Милли бросает в чашку одну таблетку и смотрит, как она пузырится, плавая в мутной жидкости. Шаги приближаются. Она добавляет еще две таблетки и помешивает эти быстро растворяющиеся, красновато-оранжевые волшебные бобы шариковой ручкой.

* * *

Любопытно, рассеянно думает Милли, выпадет ли ей еще когда-нибудь случай применить на деле свои новые знания: три таблетки амбиена примерно за двенадцать минут превращают одного болвана в бесформенную кучу, пускающую слюни. Стоя за дверью гостиной, Милли слышала, как он вернулся к стойке регистрации, явно недоумевая, куда могла подеваться эта сумасшедшая, а затем в конце концов уселся в свое кресло. После чего ей пришлось пережить долгие минуты мучительной неизвестности, но наконец охранник все же допил остатки своего кофе вместе с добавками.

Теперь нужно спешить. Милли шагает прямо к двери мимо охранника — его голова с широким, как салатная тарелка, лбом безжизненно свесилась к плечу. Как будто в нем сразу десять банок пива сидит. Милли начинает по очереди вводить все простейшие комбинации цифр, какие только приходят ей на ум: «1234», «1111», «007». Но чертова лампочка все так же издевательски мигает.

Со всей быстротой, на какую только способны ее старческие ноги, Милли несется к задней двери, ведущей в сад, или. как здесь говорят, «на территорию». Давненько она уже не бегала. Легкие тут же начинают гореть, зато тело у нее, оказывается, как перышко. Будто она снова стала той девочкой, что когда-то носилась по мокрому прибрежному песку, швыряя в сестру скользкие, вонючие комки резиновых водорослей: с сестрой у них вечно шли ожесточенные бои. Но перед задней дверью Милли останавливается как вкопанная: ей насмешливо мигает точно такая же отвратительная лампочка.

Хуже того: тут же слышится стук в главную дверь. Такси! Разве она им не говорила — не стучать? Нацепив на нос очки, она вглядывается в кнопки. Снова раздается стук. Не разбудит ли он охранника? На столе начинает звонить телефон. И, когда Милли уже готова рвануть на себя эту чертову дверь, и будь что будет, она вдруг замечает внизу микроскопическую красную кнопочку с подписью: «Откл.».

Милли нажимает на нее, и лампочка сразу же перестает мигать. Милли поворачивает ручку двери, та легко поддается. Холодный ночной воздух ударяет ей в лицо — ощущение такое, будто она с размаху врезалась в ледяную стену. Милли медленно идет по саду, огибая кусты — правда, по пути нечаянно наступает на клумбу. Она старается держаться поближе к стене, подальше от дороги и долго торчит у самого угла здания, боясь отойти, чтобы ее не увидели.

Но все же ей удалось выбраться наружу, и эта мысль придает ей сил. Она выходит в палисадник — и в последнюю секунду успевает увидеть, как ее такси выезжает на дорогу. Она вскидывает руки, машет, но автомобиль стремительно исчезает из виду.

Становится очень холодно и тихо. Милли не знает, что делать дальше, но знает, что стоять на месте нельзя. Она сворачивает налево, пробирается через сад соседнего дома, затем через следующий. И голый»только дойдя до угла улицы — за четыре дома от «Росслейда» — чувствует, как адреналин начинает спадать

В боку у нее колет, рюкзак. по ощущениям, весит фунтов полтораста, машину она упустила, но не беда главное, она на свободе.

* * *

Новый план, если его можно так назвать, начинает складываться у Милли в голове, когда она в третий раз натыкается на один и тот же дом — номер 49 по Глен-Граунд. От других домов, стоящих бок о бок вдоль дороги, он отличается лишь красным мотоциклетным шлемом, брошенным в саду кем-то из жильцов. Теперь окончательно ясно, что она ходит кругами, что она заблудилась в этом путаном пригородном лабиринте одинаковых бежевых домов с выложенными галькой фасадами, неожиданных тупиков и безликих каменных стен, преграждающих путь чужакам вроде нее. С минуты ее побега мимо не проехало ни одной машины. Ни в одном окне не горит свет, все шторы и жалюзи, кажется, задернуты. Все сидят по домам, кроме Милли. И нужно смотреть правде в глаза: она уже совсем запыхалась, в боку колет все сильнее, и заскорузлый носок больно трет косточку на левой ноге (не говоря уже о шишке у большого пальца) — значит, мозоль лопнула, и значит, ее намерение идти пешком скоро станет совсем нереалистичным.

Милли очень слабо представляет себе, куда двигаться дальше. Ей нужно попасть домой. Что, если постучать в дверь этого дома со шлемом и разыграть роль безобидной заблудившейся дамы, которой нужна помощь? Рассказать какой-нибудь добродушной мамаше или папаше — заспанным, но не чуждым любезности и состраданию, — что она возвращается домой из деревни (из Килдэра, например, — звучит довольно респектабельно), где была в гостях у брата — у него там своя гостиница… Нет, лучше уж пусть будет сестра: с братом они никогда не ладили, это может сказаться на достоверности ее игры. По дороге она, видимо, наехала на гвоздь, колесо спустило. Сказать, что машина ее стоит неподалеку (чуть дальше, отсюда не видно), и не могут ли они одолжить ей телефон, чтобы вызвать такси? И тогда папаша — он, по мнению Милли, скорее откроет дверь среди ночи — с очаровательной клочкастой растительностью на щеках, с мягким лицом, двойным подбородком и типичным для мужчины средних лет брюшком предложит отвезти ее домой, в Дун-Лаэр. По пути он может спросить, где же все-таки осталась ее машина, но она убедит его не беспокоиться — скажет, что утром вызовет буксир.

Милли разглядывает латунный молоточек — копию статуи Анны Ливии с ее безошибочно узнаваемым печальным лицом. На самой двери до сих пор висит искусственная рождественская гирлянда, а поскольку