Итак, мы в Париже, в ночь с шестнадцатогого на семнадцатое декабря прошлого года.

Вот мадам Орлак, которая доставляет в клинику доктора Серраля своего искалеченного бедного мужа. А вот доктор Серраль, осматривающий несчастного. Серьезная рана головы. На завтра назначена трепанация черепа. Сегодня же будет предпринято все возможное в отношении рук, ног и тела.

Все это делается, но Серраль тревожится относительно кое-каких последствий своего хирургического вмешательства. Его беспокоят ваши руки. И тут, словно нарочно, звонит мадам Орлак: «Спасите его руки, доктор, это виртуоз Стефен Орлак!»

Спасти ваши руки! Легко сказать. Серраль размышляет. Он, который хотел их отрезать, он, который отважно пытается избежать ампутации, он, чьей единственной надеждой было сохранить вам подобия рук почти бесполезных, – теперь он пребывает в задумчивости.

Тотчас же, черт возьми, в голову ему приходит мысль о трансплантации! Нужно было бы пересадить на ваши запястья, вместо ваших раздробленных кистей, две другие, неповрежденные кисти, отрезанные у человека живого, или же только-только умершего, или даже одни из тех, что хранятся в банке, плавая в каком-нибудь физиологическом растворе Рингера… Ваш музыкальный гений, при помощи вашей молодости и воли, смог бы извлечь из этих рук всю необходимую пользу!

Да, но где найти живого человека, который согласится продать свои руки? На это пойдет разве что тот, кому они уже ни к чему; а отчаявшиеся не кричат на крышах о своем желании покончить с собой!.. Что же касается шкафов с запасными конечностями, под завязку набитых витрин, к которым ампутанты будут приходить выбирать себе сменные руки или ноги, как выбирают митенки или туфли-лодочки, – все это когда еще будет!..

Словом, Серраль останавливается на мысли о мертвеце, только что расставшемся с жизнью, человеке умершем, но, однако же, здоровом… Проклятье! Где взять такого?

И вот тут-то на помощь ему приходит его величество случай.

За завтраком профессор Серраль читает в газетах, что завтра, на рассвете, будет гильотинирован убийца Вассёр. Недолго думая, Серраль запрыгивает в авто, мчится в тюрьму, внимательно рассматривает смертника, находит, что он примерно вашего возраста и вашей комплекции, обладает отменным здоровьем и вполне подходящими руками (этот человек часовщик), и с удовлетворением узнает, что семья не станет требовать тело. В общем, он сам запрашивает это тело для опытов, получает разрешение забрать его после казни, раздает окружающим всевозможные распоряжения и, чрезвычайно довольный, возвращается к себе.

Все идет лучше некуда. Но пейте же. Я не хочу.

На следующий день все происходит, как это и предвидел профессор. Труп Вассёра прибывает в клинику в автофургоне похоронного бюро, еще теплый и почти трепещущий – голова отдельно, тело отдельно. Пока вас трепанируют, Серраль осторожно отделяет кисти ваших рук и ставит на их место кисти рук Вассёра. Он позаботился о том, чтобы не разрезать кожу аккуратно у запястья, а, наоборот, придать разрезам причудливый рисунок, зигзаги которого слились со шрамами ваших многочисленных ран. Несколько артистических порезов на тыльной части ваших новых ладоней введут в заблуждение любого постороннего человека.

Обмен совершен. Ах! Сколько забот, мастерства и внимания понадобилось, чтобы успешно провести подобную операцию, чтобы все затем срослось должным образом!.. Но об этом профессор Серраль сам вам рассказывал, хотя я не думаю, что подробности вас сильно интересовали… В день, о котором я вам говорил, незадолго до вашего отъезда в Нёйи, доктор Серраль и поведал вам историю ваших рук.

Я ведь прав, не так ли? Разве он не сказал вам, что отныне у ваших рук будут кисти убийцы?.. Ответьте.

Стефен опустил голову и прикрыл глаза изборожденной шрамами рукой.

«Кто этот человек? – думал он. – Один из ассистентов хирурга, постыдно пытающийся извлечь выгоду из врачебной тайны?..»

– Сначала, – продолжал незнакомец, – вы разозлились, были расстроены… Даже хотели, чтобы Серраль отрезал эти чужие руки… Но затем, по его просьбе, по его совету, вы так и уехали из клиники, заставив его поклясться вам, что он будет хранить молчание, ничего не скажет даже вашей жене!

Но с того дня, согласитесь, для вас началась сущая пытка!.. Вас постоянно мучила навязчивая идея, чему способствовала слабость вашего травмированного мозга и ваша врожденная нервозность!.. Вы теперь думали лишь о том, чтобы превратить ваши вторые руки в руки пианиста и честного человека, натурализовать их, этих самозванок, этих беженок, этих столь необходимых паразиток, сделать орлаковскими!.. Вы неустанно разрабатывали их, чтобы заставить навсегда позабыть бывшего владельца, чтобы приспособить их к вам, а затем попытаться заставить вам служить!.. Как вы ухаживали за ними, обучали их!.. На какие траты вы шли ради них, милейший, – траты, наилучшим образом служившие нашим целям!.. Сколько усилий! Какие меры предосторожности!.. А ваши перчатки!.. Перчатки, которые вы сами купили тайком, потому что вам они теперь были нужны на размер больше, чем прежде! Перчатки, номер размера которых вы соскребли, когда были один, чтобы заменить его цифрой вашего бывшего размера: семь!.. И эти мерзкие светлые волоски, которые, несмотря на депиляционные кремы, отрастали снова и снова на этих ужасных руках – этих руках убийцы, которые закололи ножом женщину, старика и маленькую девочку!

Вы их страшились! Они жили собственной жизнью. Или, скорее, это Вассёр, благодаря вам, продолжал жить в своих руках! Привитые к вашей плоти, они походили на черенки на каком-нибудь растении. И вы боялись, как бы это мощное прорастание не охватило вас всего за счет быстрого растекания сока! Вы опасались, что станете новым Вассёром! Они пролили кровь, эти руки! И снова хотели пролить! Вы присматривали за ними, словно за детьми, уже проявившими свою порочность… Но, несмотря на все ваши усилия, дети свернули на кривую дорогу, и ваши руки привели вас к преступлению – как вы полагаете?

Следует сказать, что в этом вам помогали; вас мало-помалу сводили с ума… Сначала эти кошмары в доме отдыха, помните?..

– Так это вы… – пробормотал Стефен в растерянности.

– Эти кошмары были поистине веселыми феноменами! Ночью – хлоп! – вас будил свет, и вы присутствовали то при убийстве вашего отца, совершенном вами при помощи ножа, помеченного знаком «X», то при вашей собственной казни, и ко всему этому примешивались разнообразные картины, иллюстрирующие ваше музыкальное бессилие и разорение, которое неизбежно последовало бы… Кошмары! Экстериоризированные кошмары! Ха-ха-ха! Мне и сейчас смешно, мсье!

– Так это были не кошмары?

– Подумайте сами, милейший!.. Небольшое отверстие, проделанное в стене, такое, чтобы через него в комнату мог проникать световой пучок кинопроектора… Вам знакома трехцветная кинематография? Да-да,