— Есть! — решившись, я выступил вперёд, почувствовав, как рубаха на спине покрывается липким потом.

— Тебе бы и помолчать можно было, Чернец — окинул меня мрачным взглядом Сагайдачный. — Не казак ты вовсе, да смутьян к тому же, чудом казни избежавший, — и махнул рукой, давая понять, что и слушать меня не собирается.

— Нет, ты погоди, Петро, — выступил вперёд Порохня. — Он хоть и не казак, но тоже участник похода, сам же о том толковал. Ворота Варны опять же вместе с тобой брал и бился там храбро. А, значит, и высказаться, как и любой казак может. То всё по закону, дедами нам заповеданными.

— К тому же, ту же Варну мы благодаря его совету малой кровью взяли, — поддержал Данилу Бородавка. — Голова у хлопца варит, а, значит, и выслушать его не грех. Вдруг ещё что дельное скажет? Иди, сюда, Чернец, да встать рядом, чтобы все тебя видели, — махнул он рукой, подзывая к себе. — Только попусту тут не мели, недосуг нам. Дело говори, раз есть что сказать.

Я залез на лодку, встал рядом с кошевым, окинул взглядом запорожцем. Под прицелом тысячи глаз сразу стало неуютно.

Вот зачем я опять высунулся? Хоть на воинском совете у запорожцев каждый участник похода высказаться право имеет, выскочек тут особо не любят. Особенно, если этот выскочка — чужак. Если моя идея не понравится, запросто могут и по шее надавать, невзирая на прежние заслуги. А ко мне, после убийства Гаркуши, и так отношение неоднозначное. Вот только кости уже брошены и отступать теперь нельзя.

— Я так скажу, казаки. Крепость нам брать, конечно, нужно, только не Ислам-Кермен, — я сделал внушительную паузу. — Там нас турки как раз и ждут. А мы пойдём к Казы-Кермен.

— Это чем же тебе Ислам-Кермен не понравился? — последовал ожидаемый мною вопрос из толпы.

— А он на левом берегу стоит, — хмыкнул я в ответ. — И там берег пологий. А вот Казы-Кермен стоит на правом, обрывистом.

— А зачем тебе обрыв-то понадобился? — вновь невольно подыграл мне всё тот же казак, вальяжно засунув руки за кушак. — Чтобы с кручи спрыгнуть, если крепость не возьмёшь?

Из толпы раздались ехидные смешки, поддерживая крикуна.

— Можно и спрыгнуть придётся, но это потом, когда дело сделано будет, — парировал я в ответ. — Но сначала ворот, что цепь на реке натягивает, разрушить нужно. И штурмовать для этого крепость всем войском совсем не обязательно. Ну, разве что для виду, чтобы внимание басурман отвлечь.

— Это как же ты тот ворот разрушить собрался, Чернец? — презрительно скривил губы Тискиневич. — Вылазка? Так к крепости, что по суши, что по реке, незаметно не подберёшься.

— А это смотря как подбираться будем, — не согласился я с войсковым есаулом. — Если умеючи, то могут и не заметить.

Я, глубоко вздохнул, невольно ёжась под перекрестьем взглядом многотысячной толпы и, стараясь не выдать волнения в голосе, приступил к изложению задуманной мной авантюры.

Глава 16

— Ну, что там, Чернец? Не пора ли?

— Не пора, — вздохнул я, прислушиваясь к всё усиливающейся канонаде. — Не даёт пока сигнала обозный старши́на. По всему видать, выжидает, когда совсем стемнеет.

— Да куда же больше выжидать? — не согласился со мной Мохина, поддержав Тараску. — Я и так дальше своего носа почти ничего не вижу. А там браты гибнут.

— Это ты не видишь, а турки непременно разглядят. Зря, что ли, они плот подожгли, да вниз по течению спустили? — окоротил молодёжь чубатый пожилой казак, Евстафий Корч (своё прозвище, по дошедшим до меня слухам в лице всё того же Тараски, Евстафий получил за то, что однажды почти двое суток под корягой просидел, от татарского отряда прячась) вольготно расположившийся у моих ног. — Сагайдачный — казак опытный. Раз велит ждать, значит, так тому и быть.

Я мысленно усмехнулся, соглашаясь с сечевиком. В полководческом даре знаменитого гетмана сомневаться просто глупо. Он потом всей своей жизнью это докажет. И в храбрости ему опять же не откажешь. И под Варной вместе со мной в самое пекло сунулся, и здесь за спинами казаков отсиживаться не стал, собственнолично вылазку на турецкую крепость возглавив. Эх. Ещё бы на меня лютым волком не смотрел, и совсем золотым человеком стал!

И, в данный момент, Сагайдачный безусловно прав. Я вгляделся в догорающий плот, застывший между чайками и Эски-Таваном. Мы сейчас из этой крепости, возвышающейся посередине Днепра, как на ладони видны. Заметят, что чайки к правому берегу поплыли и тут же своим соседям в Казы-Кермене об этом сообщат. Нет. Там и так, наверняка, гарнизон в полной боевой готовности стоит. Но зачем же усугублять? Нужно выждать. Откуда здесь в приднепровских степях туркам дров набрать, чтобы всю ночь плоты жечь? Да и Бородавка с запорожцами сейчас под Ислам-Керменом во всю старается, подготовку к решительному штурму изображая. Даже пушки с чаек снял да с собой прихватил. Должны внимание турок на себя отвлечь.

Во всяком случае, в главном, моя задумка уже удалась. Османы настолько в готовящийся штурм левобережной крепости поверили, что часть гарнизона из двух других крепостей на пароме в Ислам-Кермен перебросили. Если бы не пушки, хоть сейчас Казы-Кермен брать можно было бы. Вряд ли там в гарнизоне больше двух-трёх сотен бойцов осталось.

— Ничего, долго они плоты палить не будут, — подтвердил мои мысли Янис, третий и последний член нашего братства по веслу, решивший принять участие в вылазке.

Порохню Бородавка себе в помощь забрал, а Грязнова, хоть тот в бой и рвался, я под присмотром Настёны вместе с другими бывшими рабами оставил. Слаб ещё Василий Григорьевич, хоть на ноги уже и встал. Не дай Бог, опять рану разбередит. Да и староват он по крепостным стенам лазить. Случись что, где я ему замену найду?

Аника же, как и при взятии Варны, желания принять участие в наметившейся авантюре, не выказал. Он, похоже, как и всякий торговый человек, хоть кровавой драки и не боялся, но и возможности в ней поучаствовать, не искал. Ну, хоть за Настей приглядит. То же дело нужное. особенно если со мной что-то очень нехорошее случится.

— Убедятся, что мы тишком стоим, да успокоятся, — продолжил,