и можем усиливать друг друга. А ещё я дал тебе возможность прожить долгую, злобную и полную приключений курячью жизнь, которой никогда не будет у твоих товарок. Так что, привыкай к имени. Ты теперь Мурмура, и только подумай, названа в честь одного из сильнейших герцогов Ада.

С этими словами я выскочил на улицу. Дождь практически прекратился, Барона нигде не было видно, наверное, уже греет Насте постельку. Я же побежал бегом к машине, чтобы уже ехать к этому бессознательному мужику. Да и чего тянуть, быстрее всё решу, быстрее домой вернусь. Не может же быть такого, чтобы я до утра в больничке застрял.

— Долго ждал? — спросил я у водителя, заскакивая в салон.

— Нормально, — он улыбнулся. — Иногда, когда женщин с огорода выдёргивают, и дольше ждать приходится. — Говоря это, он разворачивал машину. — А вообще, сегодня сутки, конечно. На новенького, наверное, — и он бросил на меня быстрый взгляд.

— Ага, на новенького, — мрачно повторил я, даже не пытаясь ничего разглядеть в окружающей машину темени. — Я слышал много страшных историй про дом, в который нас заселили. И что здесь не просто одарённый жил, а самый настоящий колдун, и что мужчинам вход в дом запрещён и тому подобное.

— Бабьи сказки, — ответил Дима. — Фома Скрябин там жил. Одарённый он был, это да. Вот только никакой не колдун. Всё книги по магии читал, да какие-то опыты ставил в подвале. Подвал в этом доме очень хороший, просторный, сухой. Фома там лабораторию оснастил. Нашей больничке помогал часто, лекарства какие-то намешивал. У него даже лицензия фармацевта была и договор с больницей. А что не пускал никого, кроме бабёнок нескольких, которые хозяйство помогали вести, так человек просто такой был нелюдимый. Всё книжки читал, философский камень пытался создать.

— Да что ты говоришь, — я чувствовал, что с этим подвалом что-то не так. Никогда не следует не доверять демонической интуиции. Развита она у всех, даже у Мазгамона не в пример лучше, чем его память, про интеллект лучше промолчать. Надо сегодня же осмотреть эту лабораторию. Пентаграмма — не пентаграмма, а что-то интересное там точно можно будет обнаружить. — И как, получалось у него камень создавать?

— Если бы создал, разве бы помер? — пожал плечами Дима, заезжая на территорию больнички. — Да, Денис Викторович, а у вас собака есть? Так-то я только котяру роскошного видел. Правда, в ошейнике, но…

— Этот кот похлеще сторожевой собаки будет, — хмыкнул я, натягивая капюшон плаща на голову, потому что снова зарядил дождь. — А почему ты спрашиваешь?

— Да, показалось, пока вас ждал, что по двору псина огромная шныряет, да и подвывания вроде доносились. Правда, я только тени какие-то видел. Может, и правда показалось.

— Скорее всего, показалось, — кивнул я, непроизвольно стискивая кулаки.

Мне тоже несколько раз тени мерещились. И это тоже надо проверить. Потому что тут всего два варианта: или почивший алхимик нечто весьма забористое в своём подвале варил, что даже до сидевшего в машине водителя докатилось и пробрало до костей. Или же к нам пришла в гости адская гончая. И пришла она ко мне, вряд ли Егорыч или Настя умудрились заключить сделку, время которой подходило к концу. Вот только, почему Мурмура и Барон такие спокойные, а лошади исключительно на меня отреагировали? Адская гончая никогда в конюшни и стойла не забредает. Псина-то она, конечно, большая, но копытом по морде отхватит в первые же секунды появления там. Живность видит их истинную сущность и пытается защититься, используя тактику: лучшая защита — это нападение.

Так, надо выбросить посторонние мысли из головы. Там мужик без сознания, и нужно сосредоточиться. И я выпрыгнул из машины.

Мужика снова дальше приёмного покоя не повезли. Саша стоял рядом с инфузоматом и чесал затылок.

— Сломался, что ли, — пробормотал он, кивая мне. — Представляете, Денис Викторович, тикает, но, по-моему, поршень не двигается.

— Что вы через него вводите? — спросил я, застёгивая халат, который надела на меня Анечка. Хорошо хоть плащ дала снять.

— Гепарин. — Саша полез в шкаф и вытащил ещё одну машинку. — Сейчас переключим, но у нас их всего два. В понедельник надо будет в Тверь ехать, техникам показывать. — Сообщил он мне. — Тань, давай настроим.

К нам забежала невысокая женщина лет тридцати. В теле, как говорится, но это ей нисколько не мешало действовать быстро и шустро. Переподключив инфузомат, она повернулась ко мне.

— Татьяна, — представилась медсестра. — Я сегодня в день дежурила.

— А почему домой не пошла? — спросил я, осматривая лежащего на каталке мужчину. Не сказал бы, что он старый. Высокий, едва на каталку помещается, крепкий. Его жену и уже взрослого сына я видел в коридоре. Сидят тихо. Парень держит женщину за руку, а она тихонько плачет. Хорошая семья, по крайней мере, на вид.

— Санька помочь попросил. Сегодня день какой-то адовый, — Татьяна улыбнулась. — Я одна живу, так что мне несложно.

— Альтруизм нынче не в моде, — заявил я, вставляя в уши оливы фонендоскопа. Я учился пользоваться этой штукой в поезде. Мурмуру слушал, и себя. Мне даже удалось немного послушать сердечко проводницы, пока нас эта пернатая дрянь не разогнала. Теперь же предстояло применить свои скудные знания на практике. — Ты откуда узнал, что и сколько вводить, а самое главное, как? — спросил я у Саши, беря со стола ленту ЭКГ.

— Так, в губернской клинике всегда дежурный кардиолог есть. Ему дозвонился и спросил. Только я не знаю, что у нас тут. Вообще, такое в первый раз вижу. — И он покачал головой.

Я положил плёнку на стол. Полная блокада атриовентрикулярного узла, как и говорил Саша. Даже моих не слишком обширных знаний в функциональной диагностике хватало, чтобы это понять. Запись на плёнке была отчётливая, как в учебнике. Но такая блокада не возникает внезапно. К потере сознания она, конечно, приводит, всё же тридцать ударов, может, и меньше было. Но сейчас-то я явно слышал ритм более частый, да и монитор показывал сорок ударов в минуту, а мужичок всё в сознание не приходит. Должна быть причина. Инфаркт? Но на плёнке ничего похожего нет. Вот его-то я как раз смогу распознать без каких-либо проблем. Как говорил лектор: «Вы можете не увидеть на ленте синдром Бругада,