остро, как любой скульптор, и не изобличаешь ложь так же ловко, как любой драматург? И разве ты не столь же проницательный, как любой политик? И что еще важнее, разве ты не наслаждаешься незабываемо обильным обедом так же, как любой другой мужчина? Все, что наш хозяин попросит взамен, - это твоя компания и твои суждения.

Таким образом, я не видел причин отказаться. Тем не менее, мне казалось, что дело здесь не только в том о чем сказал Цицерон.

Чтобы добраться до виллы Лукулла, нужно выйти за городские стены у ворот Фонтиналис, пройти небольшое расстояние по Фламинской дороге, а затем подняться на холм Пинциан. Имение окружала каменная стена так что, войти можно было только через охраняемые железные ворота. Даже пройдя через ворота, виллы не было видно, потому что она была окружена обширным садом.

Сад представлял собой нечто особенное, поскольку Лукулл собрал сотни деревьев, цветов, виноградных лоз и кустарников со всей Малой Азии и за большие деньги перевез их в Рим вместе с настоящей армией садоводов. Некоторые растения прижились в почве Италии, а другие нет, и поэтому работа над садом все еще продолжалась, и кое-где были голые участки или растения, которые, казалось, не совсем прижились. Тем не менее непревзойденное мастерство садовников Лукулла было заметно на каждом шагу. Идти по мощеной дорожке, которая вела вверх по склону к вилле, кое-где украшенной деревянной скамейкой, статуей или плещущимся фонтаном, означало встречать одну восхитительно оформленную панораму за другой. В изобилии цвели незнакомые цветы. Листья экзотических деревьев дрожали от теплого ветра. Решетки заросли лозами, приносившими странные плоды. Время от времени сквозь пышную зелень я замечал вдалеке храмы на Капитолийском холме или мерцание вод извилистого далекого Тибра, и это зрелище заставляло меня останавливаться и любоваться.

Цицерон шел рядом со мной. Он уже много раз ходил по этой извилистой тропе, но, похоже, был счастлив не торопиться и потакать моему удивлению с широко открытыми глазами.

Наконец, мы добрались до виллы. Раб поприветствовал нас, сказал, что хозяин ждет нас в комнате Аполлона, и попросил следовать за ним.

Я услышал, как Цицерон вздохнул, а затем застонал.

– Комната Аполлона! – пробормотал он себе под нос.

– Ты знаешь это место? - спросил я, пока мое изумление возрастало, по мере того, как мы пересекали террасы, портики и галереи. Куда бы я ни посмотрел, я видел частички Малой Азии, привезенные оттуда Лукуллом, чтобы украсить свой римский дом. Греческие статуи, декоративные панели, скульптурные барельефы, резные балюстрады, ослепительная плитка, великолепные коврики, мерцающие драпировки, красочные картины из энкаустического воска, великолепно сделанные столы и стулья, даже целые мраморные колонны были отправлены по морю и вверх по Тибру, чтобы предоставить возможность большому количеству инженеров, архитекторов и декораторов выполнить поставленную Лукуллом грандиозную задачу создать из разрозненных элементов гармоничное целое. Каким-то чудом им это удалось. Роскошь и изобилие встречали взоры на каждом шагу; нигде не было видно аляповатости и показухи.

– Лукулл принимает гостей в разных комнатах, в зависимости от своего настроения, - объяснил Цицерон. – В каждой комнате стол накрывается по определенному стандарту. Самые простые блюда – а их можно было бы назвать простыми только по стандартам Лукулла – подаются в зале Геркулеса; тарелки из простого серебра, еда - традиционная римская, а вина урожая, который лишь немного выходит за рамки возможностей большинства из нас, простых сенаторов. Лукулл считает, что зал Геркулеса подходит для простого обеда, когда он принимает нескольких близких друзей – и я предположил, что именно там мы и будем обедать. Но – «Аполлон»! Там - роскошные лежаки, потрясающие серебряные тарелки и еда, достойная богов! Вино будет фалернским, можешь не сомневаться. Повар Лукулла приготовит такие деликатесы, которые только можно вообразить. Если бы только Лукулл предупредил меня, я вообще воздержался от еды в последние несколько дней. Мой бедный желудок уже ворчит от ужаса!

Насколько я знал его, Цицерон страдал от раздражения кишечника. Меньше всего он страдал, когда придерживался простой диеты, но, как и у большинство успешных политиков, его жизнь превратилась в вихрь обедов и вечеринок, и отказываться от подношений хозяина казалось грубым.

– Мой желудок больше не мой, - пожаловался он мне однажды, стеная и хватаясь за живот после особенно обильного пиршества.

Наконец мы прошли через дверной проем в великолепный холл. Вдоль одной стены двери выходили на террасу с видом на сады и на Капитолийский холм вдали. На противоположной стене висела великолепная картина, изображающая бога Аполлона и его дары человечеству – солнечный свет, искусство и музыку – с грациями и музами в его свите. В одном конце комнаты, в нише, стояла высокая статуя бога, скудно одетого и сияющего своей красотой, изваянная из мрамора, но окрашенная в такие естественные цвета, что на короткое время я был обманут, подумав, что передо мной человек из плоти и крови.

В комнате могло бы разместиться множество гостей, но в тот день собралось гораздо меньше. Группа обеденных кушеток была вытянута полукругом возле террасы, где гости могли наслаждаться теплым, пахнущим жасмином бризом.

По всей видимости, мы прибыли последними, поскольку пустыми остались только две кушетки, расположенные по обе стороны от нашего хозяина. Лукулл, полулежа в центре полукруга, взглянул на наше прибытие, но не встал. Он был одет в шафрановую тунику с изысканной красной вышивкой с поясом из серебряной цепочки; его волосы, седеющие на висках, но все еще густые для мужчины сорока шести лет, были зачесаны назад, обнажая выдающийся лоб. Несмотря на его репутацию богатого человека, цвет его лица был чистым, а талия не была больше, чем у большинства мужчин его возраста.

– Цицерон! – воскликнул он. – Как приятно тебя видеть! Ты как раз к блюду из кефали. Я заказал их сегодня утром из Кумаэ, с рыбной фермы Ораты. Повар пробует новый рецепт, что-то вроде жарки их на шампуре с оливковой начинкой, - сказал он. – Я могу сразу же умереть, отведав их, так как решил, что ничего вкуснее больше не смогу попробовать.

 – Неважно, какое удовольствие ты получаешь, всегда есть другое, чтобы его превзойти, - ответил один из гостей. Черты лица этого человека были так похожи на черты нашего хозяина, что я понял, что