Один из легионеров, которого Тит взял в отряд из местного каструма, шепнул Титу:

— Мы не можем арестовать Париса без директивы центуриона Цесара.

Тит посмотрел на него, возмущенный его вмешательством, и ответил:

— Директивы на арест врагов Республики не требуются.

— Это личный приказ центуриона!

— Этот приказ незаконный, — ответил Тит, а потом повернулся к Парису. — Парис, ты бросишь своих людей на смерть за себя?

— Они идут на смерть не за меня, а за свободу. У тебя есть выбор — сразиться или уйти.

— Если я уйду без тебя, то вернусь с большим количеством воинов, ты же это понимаешь?

— Уходи, воин, пока цел, — неожиданно грозно сказал Парис, — и не приходи обратно.

По рукам толпы пошло оружие, которое отложили в сторону перед началом ночной посиделки. Теперь толпа была неплохо вооружена: мечи, топоры, копья — нападать было бы безумием.

Тит и его люди отступили, высоко подняв голову и не показывая страха — силы были точно не равны. На пороге он еще раз поглядел на собравшихся в трактире и не громко сказал: «Мы вернемся. Это не конец». Как только дверь в харчевню захлопнулась, мертвая тишина повисла в помещении. Для них эта победа была слишком незначительной, и все верили, что Тит сдержит свое слово и вернется с подкреплением, несмотря на убеждения отдельных личностей… Парис подошел к окну и стал наблюдать за легионерами до тех пор, пока они полностью не исчезли из виду.

— Нельзя их было отпускать, — прошептал он.

Кто-то из его людей сказал ему:

— Цесар обещал, что нас не тронут.

— Этот ему не подчинится, — сомневаясь, отозвался Парис.

Глава XI

Битва, часть 1

Солнце поднялось до зенита. Тит вернулся в малый каструм за подкреплением. Припекало. Ранее весеннее солнце грело от души, хотя ветерок был прохладный. Потоки горного ветра рассекали пространство, донося сладкие запахи. Повеяло нежными и свежими ароматами рождения весенних растений. Вокруг летали мелкие птицы, пели свои звонкие песни. По полям скакали грачи и вороны, игриво дрались за еду, а потом резко вздымались в небо, нагоняя тоску.

Холмистые луга по округе волнами уходили вдаль, достигая подножия гор. Их подступы огромными возвышенностями резко вздымались вверх над холмами, будто исполины нависали над местностью. Густой дубовый лес виднелся на вершинах этих возвышенностей, темно-зеленной щетиной покрывая их. На фоне гор долина казалось узеньким островком ровной поверхности, усеянной отдельными домами крестьян, полями, пучками леса, озерцами, но на самом деле она была достаточно широкой. В некоторых местах ее ширина доходила до ста-ста пятидесяти верст, а в районе Валлиса и вовсе триста верст. Расположи в таком месте войско или форт — никто не пройдет. Именно поэтому тут и находился малый каструм Скутум. Он был последним щитом Эзиловой долины по пути к Эзилату.

Скутум был небольшим. Сотни две саженей в ширину и длину, частокол в две сажени высотой, жиденькие невысокие башенки по углам, где несли свои караулы стражники. Каструм располагался на вершине небольшого холма и хорошо был виден посреди просторов долины еще за несколько верст. Из-за стен торчали десятки верхушек палаток, вымпелы и флаги с изображением солнечного диска и головы белого пегаса на его фоне — символом Эзилата. Караулы из десятка легионеров лениво обходили каструм вокруг, охраняя периметр. Повседневная жизнь в каструме текла тускло — всех солдат недавно забрали в распоряжение легиона, находившегося под Валлисом, оставив здесь лишь охрану из новобранцев и несколько отрядов наемников-вспомогателей.

Тит чуть ли не на галопе въехал в ворота, привлекая внимание стражи. Люди, уныло бродившие по каструму, оказываясь на его пути, отпрыгивали в сторону. Воин остановил коня рядом с человеком, похожим на капитана. Его звали Криус. Тит уже успел познакомиться с ним ночью до того, как отправиться в Ребелу.

Криус был крупным человеком, но не высоким. Он не вышел ростом, но его пузо было столь велико, что на него не получалось нацепить ни один панцирь, потому он по старинке носил кольчугу. Криус много воевал. Его крупное злое лицо было покрыто шрамами. Его называли «Карапузом», но при этом все знали, что он сильный физически человек.

Тит с призрением смотрел на Криуса. Ему он сразу не понравился — в нем не было чести, он не следил за собой и было сложно понять, каким образом заслужил чин капитана. У него был уставший и равнодушный взгляд, которого не должно было быть у командира. Такой взгляд не может ничего вселить в воинов, кроме уныния. Да и как он будет выполнять боевой приказ, если он не может даже бегать, как следует?

— В Ребеле мятежники! — объявил Тит. — Собирай людей!

Криус посмотрел на Тита с недоумением, а затем спросил:

— Куда это?

— Говорю же, в Ребеле мятежники. Собирай войско.

Криус холодно и без эмоций смотрел на Тита. Он будто и не собирался ничего делать, лишь неохотно сказал:

— Нет.

— Что значит «Нет»?

— То и значит.

Тит спрыгнул с коня и схватил Криуса за грудки.

— Это неподчинение? Я последний раз приказываю тебе… Или я буду считать это изменой.

— Вы хотите схватить Париса в Ребеле? — наконец заговорил Криус. Тит отпустил его, слегка оттолкнув от себя. — В Ребелу нельзя. У нас приказ — Париса не трогать.

— Я отменяю этот приказ. Парис — враг Иллира. Мы должны схватить этого человека.

— При всем уважении, центурион Тит, но вы только прибыли в нашу область. Как мне знать, что вы можете отменить приказы моего командира. Я и так дал вам своих людей на свой страх и риск.

— Я показывал тебе письмо от Терентия Галлуса?

— Так точно, показывали.

— Что тебе еще нужно?

Криус молча смотрел на Тита, ничего не отвечая.

— Мне кажется, что тут дело не только в приказе Цесара, — сказал Тит.

— Тут был кое-какой мир до этого момента. Местные поддерживают Париса. Если мы начнем войну с ним, они вступятся.

— Этот мир нас не устраивает. Я больше препираться с тобой не намерен. Собирай войско.

Капитан с сердитым молчанием развернулся и пошел к плацу, где висел небольшой медный колокол.

Комес и другие стояли неподалеку от Тита. Увидев, как уходил Криус, они подошли ближе. Варий сказал:

— Надо было вспороть ему его жирное брюшко за неподчинение.

— Помалкивай, солдат, — сурово осек его Тит, но Варий улыбнулся.

Раздались быстрые удары. Они звучали жалко — прогнивший колокол, будто с болью, рождал звуки, и они были