Сейчас вот ощутила, что сижу в мягком кресле. Каком кресле? Откуда? Где я нахожусь?

Лучше всего работал из всех органов чувств — слух, потому как откровенно ругающиеся голоса меня и разбудили. Как вообще можно было уснуть сидя?

Столько вопросов, но ни одного ответа! Может, что-то интересное узнаю из беседы скандалящей парочки?

— Делай, как скажу…

— Здесь…

— Увези её срочно…

— Найдут…

— Никто ей не поверит…

— Любовь она такая…

— Пошла вон, сумасшедшая! — откровенно рычал мужской голос, который принадлежал… кому? Голова откровенно гудела или болела, или звенела пустотой. Более точного определения не было, потому что где-то потерялся не только кусочек событий, но и память к нему.

— Идиот! Ты всё испортишь! — вторил ему женский голос, который принадлежал… кому? И снова память подводит.

А я, вообще, кто?

Глаза удалось приоткрыть совсем немного, просматривая сквозь ресницы окружающий меня интерьер. Выглядит комната достаточно богато: резная мебель из ценного красного дерева, расшитые золотом тяжелые бархатные и атласные ткани, огромная кровать, пугающая своими размерами, в самом центре. Вот только люди, что спорят где-то поблизости, мне не видны.

Что ж, делаем выводы: место мне не знакомо, голоса людей тоже, что я здесь делаю — неизвестно, кто я такая — не помню…

Информации «абсолютный нуль»!

А что такое «абсолютный нуль»?

Ох, в голове сплошная каша из каких-то обрывков видений и образов людей, подёрнутых дымкой. Попыталась вспомнить хоть что-то и тут же получила отдачу в виде сильнейшей ломоты в висках. Даже застонала от накатившей лавины боли, чем и выдала себя:

— Милая! Любимая моя! — перед глазами замельтешил красивый мужчина, — Как я рад, что нашёл тебя! Теперь тебе уже ничего не угрожает! Никто не посмеет тебя похитить или обидеть, ведь я рядом и защищу от всех бед!

При этом красавчик с огромным энтузиазмом отвязывал её руки от витых подлокотников кресла, бросая восхищенные и влюблённые взгляды.

— Пить, — почти прохрипела, чувствуя, как больно горлу, словно по нему прошлись наждачкой. А что такое «наждачка»? Не помню. В голове прибавилось на один болезненный вопрос.

В мою руку вложили бокал с прохладной водой и помогли поднести к губам. Живительная влага принесла облегчение горлу и уняла подкатывающуюся к нему тошноту. Вот только голове легче не стало и количество вопросов не уменьшилось.

— Ты кто? — произнесла уже более-менее нормальным голосом.

Парень на минуту замер, вглядываясь в мои глаза и пытаясь там найти что-то одному ему известное.

— Я твой жених, любимая! — мои ладони были согреты в его горячих руках, а пальчики поцелованы, — Я так долго искал тебя и приложил много усилий, чтобы никто не помешал нам быть счастливыми!

Смотрела в эти странные светлые глаза, пытаясь хоть что-то вспомнить — свои воспоминания или яркие эмоции. Должны же у меня быть к жениху какие-то чувства? Тем более он так ярко и эмоционально сейчас признавался в любви, и даже, искренне, как подсказывала интуиция.

— Жених, — тихо повторила я, чтобы не повредить горлу, — Как твоё имя?

Парень радостно расплылся в улыбке:

— Моё имя Чарльз, милая моя невеста! Надеюсь, что твоя память вернётся и ты вспомнишь те чувства, что испытывала ко мне.

— Чарльз, — повторила я, в надежде, что память вернётся после этого слова и в голове наступит прояснение. Не наступило. Никаких прояснений, воспоминаний, эмоций — сплошная пустота, — Я ваша невеста и зовут меня…

Вопросительно посмотрела на красивого обаятельного парня в ожидании новых знаний.

— Белла! — с восторгом и придыханием поведал жених и уточнил, видя моё ожидание, — Марина Изабелла Хатчинсон-Барнетт, графиня Роттердамская.

— Хм-м-м… — протянула задумчиво, примеривая к себе это имя как блузку или джинсы. А что такое «джинсы»?

— А что такое «джинсы»? — озвучила свою мысль вслух.

— Не знаю, — растерялся Чарльз, — Где ты такое услышала? В доме герцога Авенарского совсем с ума посходили?

— Кто такой герцог Авенарский? И почему я была в его доме? А полное ваше имя какое? — в голове множился список непонятного.

Парень поджал губы в тонкую линию, выдавая тем своё недовольство ненужными и лишними вопросами.

— Я, граф Чарльз Барановский, наша помолвка была объявлена родителями уже давно! Постоянно что-то мешало сыграть свадьбу — то проблемы с твоими родителями, то с моими родителями. Но я всё уладил и теперь никто не помешает!

— А почему родители были против? — не смогла пройти мимо такого важного вопроса, — Были какие-то веские причины для разрыва помолвки?

Парень оскалился как пиранья, разом срывая со своего лица маску очаровательного красавчика. Затем навис надо мной, как грозовая туча, закрывая собой всё пространство комнаты. Казалось, что его глаза стали из светлых серо-голубых темными холодно-серыми.

— Сначала твои родители вдруг решили, что я недостоин тебя! Хотя всё было правильно — в моём сердце была только ты одна: мой свет, моё солнце, моё счастье, — в его глазах клубилась грозовая туча, обещая пролиться яростным холодным ливнем, который сметёт всё на своём пути, — Но я сделал так, что они не смогли помешать нашему браку. Они исчезли с лица Шамбалы!

Я непонимающе смотрела на резко изменившегося парня. Сейчас передо мной стоял совсем другой человек, и я поставила бы ему диагноз «синдрома Адели». И вот что-что, а определение к «синдрому Адели» я знала!

«Синдром Адели Гюго» — это психическое расстройство или по-простому, любовная одержимость кем-то, и чаще всего безответная, по тяжести схожа с наркотической зависимостью.

Мама дорогая! Во что же я влипла?!

Но что-то же я вспомнила! Значит, память возвращается.

— И что ты с ними сделал? — шёпотом спросила я.

— Нашёл такой артефакт, который не оставляет и мокрого места от ненужных людей! — зло улыбнулся этот сумасшедший.

Огромными глазами смотрела на опасного и больного человека, находящегося так близко ко мне. И внушал он не просто страх, а настоящий ужас!

— А твои родители почему были против? — так же шёпотом спросила я, не отрывая от него глаз.

Тот помрачнел, всем своим видом показывая, как тяжело