Однажды Уолдерхерст написал:

Твои письма, милая моя Эмили, доставляют мне огромную радость. Ты сейчас такая же, как в Маллоу, – всегда приветливая и доброжелательная. Твоя поддержка меня вдохновляет.

Тишину кабинета нарушил изумленный вскрик.

– Милая? Боже мой, милая!..

Эмили принялась страстно целовать письмо.

В следующем послании муж зашел еще дальше. Оно совершенно точно содержало «нежности» и имело отсылки к прошлому, именно к тому времени, которое Эмили мысленно боготворила. Когда ее взгляд в середине страницы наткнулся на фразу «дни в Маллоу», она была почти напугана волной блаженства, прокатившейся по телу. Раньше она слышала, что в письмах используют подобные фразы те мужчины, которым не чужда сентиментальность. Это ведь все равно что «те незабвенные дни в Маллоу» или «те счастливые дни в Маллоу»! Эмили испытала почти невыносимый восторг. А дальше она прочла вот что:

Я лежу здесь и невольно вспоминаю все те мысли, которые пронеслись у меня в голове, пока я мчался через вересковые пустоши, чтобы забрать тебя. Я много дней наблюдал за тобой и уже почти любил твои огромные ясные глаза. Помню, как я пытался описать их сам себе и нашел задачу слишком сложной. Они казались мне чем-то средним между глазами симпатичного мальчика и глазами умной собаки. Звучит не очень-то романтично, но это правда.

Эмили расплакалась. Ничего более романтичного она и представить себе не могла.

Вопреки себе я думал о твоих глазах, пока ехал через поле, и едва смог бы высказать словами, насколько был рассержен на леди Марию. Она жестоко эксплуатировала тебя, потому что знала – женщина с такими глазами позволит себя эксплуатировать. Я одновременно был зол и сентиментален. И когда я обнаружил тебя сидящей у края дорожки, изможденную и заплаканную, это тронуло меня больше, чем я мог предвидеть. А затем ты неверно истолковала мое предложение и резко встала; твои прекрасные глаза взглянули на меня с откровенным вызовом, страхом и тревогой. Я никогда не забывал этого, моя милая, и никогда не забуду.

Ему нелегко давались сентиментальные описания, однако именно непосредственность делала их искренними и душевными.

Эмили сидела в комнате одна и тряслась над письмом, как мать над новорожденным младенцем. Ее переполняло блаженство. Она плакала от счастья, сладкими слезами, с благоговейным страхом замерев в ожидании величайшего чуда, которое с каждым часом подступало все ближе и ближе.

В тот же день явилась леди Мария Бейн. Она побывала за границей, где испробовала различные нескучные «методы лечения»: с удовольствием вкушала минеральную воду и гуляла на свежем воздухе под напевы уличных музыкантов. А потом делилась симптомами болезней с друзьями, состязаясь с ними в остроумии.

Доктор Уоррен был ее старым знакомым; они встретились на пороге, когда он уже выходил.

– Вот незадача, доктор! Вы принадлежите к тем людям, кого рады видеть лишь в доме врага! – воскликнула пожилая леди вместо приветствия. – Я должна знать, что вы здесь делаете. Не может быть, чтобы леди Уолдерхерст изводила себя из-за того, что супруг предпочел ей лихорадку в Индии.

– Нет, она держится прекрасно. Во всех отношениях. Могу я поговорить с вами несколько минут, леди Мария, прежде чем вы ее увидите?

– Поговорить со мной «несколько минут» означает, что произошло нечто либо забавное, либо пугающее. Идемте в гостиную.

Леди Мария выразительно подняла брови и повела доктора за собой, шурша юбками. Она склонялась к тому, что услышит новости скорее пугающие, чем забавные. Слава богу, Эмили ни при каких обстоятельствах не может впутаться в какие-нибудь досадные неприятности. Она не из той породы женщин.

Когда леди Мария двадцать минут спустя вышла из гостиной, она была непохожа на себя. Даже нарядная шляпка сидела на маленькой головке не столь горделиво; пожилая дама выглядела возбужденной, злой и тем не менее довольной.

– Как неразумно было со стороны Уолдерхерста оставить ее! А с ее стороны было неразумно немедленно не затребовать мужа домой! Уж такая она есть – прелестная и неразумная.

Леди Мария чувствовала себя несколько не в своей тарелке, когда поднималась наверх к Эмили; не в своей тарелке, потому что вынуждена была признаться себе – она еще никогда в жизни не испытывала столь необычного волнения. Так, по ее предположению, чувствуют себя женщины, льющие слезы от переизбытка эмоций; леди Мария не то чтобы проливала слезы, однако испытывала, по ее собственным словам, «настоящий шок».

Эмили поднялась с кресла у камина и медленно двинулась навстречу со смущенной приветливой улыбкой.

Леди Мария устремилась вперед и взяла Эмили за обе руки.

– Моя дорогая! – Она порывисто поцеловала ее. – Моя замечательная! – Последовал еще один поцелуй. – Я потрясена до глубины души! В жизни не слышала столь дикой истории. Я говорила с доктором Уорреном. Эти люди сошли с ума!

– Все позади, – сказала Эмили. – Теперь мне с трудом верится, что это происходило на самом деле.

– Я планирую остаться здесь, – твердо заявила пожилая леди, устроившись на диване. – Больше никаких промахов. Кстати, тебе следует знать: они уехали назад в Индию. Родилась девочка.

– Девочка?

– Да. Вот такой казус.

– О-о, – горестно вздохнула Эмили. – Я уверена, что Эстер побоялась мне написать.

– Чушь! – воскликнула леди Мария. – В любом случае, повторяю, я останусь здесь до возвращения Уолдерхерста. Он будет доволен. С ума сойдет от тщеславия.

Глава 23

Лорд Уолдерхерст прибыл в Лондон тоскливым промозглым днем. Карета свернула на Беркли-сквер; бледный и исхудавший пассажир ежился в углу, кутаясь в дорожный плед. Жаль, что Лондон не повернулся к нему своей праздничной стороной!.. Зато сам он был охвачен лихорадочным нетерпением. Ничего подобного Уолдерхерст не испытывал в течение всей своей предыдущей жизни. Дорога домой выдалась долгой, и он места себе не находил. Тянуло увидеть жену. Маркиз представлял, как они сядут вместе обедать, и он будет любоваться ее улыбкой, ее счастливыми глазами! Эмили покраснеет от радости, как девочка, когда он признается, что скучал по ней. Любопытно будет разглядеть в жене изменения, которые чувствовались по письмам. Имея время и возможности, его очаровательная спутница жизни могла далеко продвинуться в своем развитии. Какой красавицей Эмили выглядела в тот день, когда ее представили при дворе! А высокий рост и осанка даже усиливали производимое впечатление. Именно та женщина, на которую можно положиться в любых начи-наниях.

Уолдерхерст вполне осознавал, что его чувство к жене стало теплее. Он даже ощутил легкое смущение – что совершенно естественно при его-то нелюбви ко всему сентиментальному. Он никогда не испытывал даже подобия нежных чувств к Одри, ветреной, пустой и легкомысленной женщине, и всегда понимал, что женитьбу на ней ему ловко навязали родственники с обеих сторон. Он ее не любил, она его тоже.