сказал мастер, когда чемодан оказался на причале. Рядом свои вещи покидали остальные уезжающие.

– Что там у тебя с повышением, Махеш? – спросил я. – Будет?

– Вроде бы, обещали. Субраманьян замолвил за меня словечко, – довольно ответил кадет.

– И это после той чудесной экзекуции? – иронично спросил Василий.

– Ну еще бы, – ответил я. – Мы всем миром заступились. Сразу видно: ценного работника теряем.

Кадет благодарственно рассмеялся, а я порадовался, что никто не уловил моей иронии. Махеш саботировал проверку пожарных рукавов, как-никак. Не забыл я этого.

Четвертый механик стоял чуть дальше в окружении коллег по машине. Мы толком не общались, и достаточно было пожать руки перед отъездом.

– Новый капитан хороший, – обратился ко мне Василий. – Думаю, у тебя с ним не будет столько проблем, как со мной.

– Да ладно, все нормально, – ответил я. Слово “нормально” вообще не было применимо к нашим отношениям, но сказать так было проще.

– Ты уж извини, если что, – настаивал капитан и протянул руку. Я пожал ее в ответ и улыбнулся.

– Василий Петрович, спасибо за контракт, – к нам подошел Максим.

Отъезд моряков домой всегда выглядит трогательно. Люди, которые не один месяц доверяли свои жизни друг другу, покидают борт и говорят теплые слова поддержки, забывают обиды. Уставшие члены экипажа кидают вещи багажник минивэна, а потом уезжают обратно к родным. За их спинами остаются коллеги, почти сослуживцы, которые тут же начинают крыть бывшее начальство последними словами.

– Как же он надоел, – выдохнул Максим, когда машина скрылась за поворотом.

– Да уж, – только и ответил я.

Мы понимающе переглянулись и пошли обратно, вслед за механиками, которые уже успели рассосаться по каютам и включить уютную киношку. А мне еще нужно было инструктировать нового кадета из Мьянмы.

Парень выглядел, как типичный азиат. Его легко принять за китайца, малайца, тунгуса, японца, или вьетнамца – чего только душа попросит. Широкая улыбка вторила глазам, в которых плясали огоньки незаурядного ума.

– Как, говоришь, тебя зовут? – спросил я у новобранца. Кадета уже определили нести вахту на трапе, и он забавно крутил шеей, привыкая к опоясывающему ее шнурку рации.

– Вэй Пьо Чо, – гордо произнес парень.

– Еще раз, как? – поразился я.

– Вэй Пьо Чо, – терпеливо повторил новобранец и усмехнулся.

– Что из этого фамилия? – спросил я, теряя всяческие грани приличия.

– У нас не бывает фамилий, – кадет воззрился на меня, изучая реакцию.

– Вэй Пьо Кьо, – задумчиво повторил я.

– Чо, – поправил меня парень и выдержал театральную паузу. – Вообще, меня обычно зовут Майк.

– Ой, как хорошо, – выдохнул я с облегчением. – Ну здравствуй, Майк.

– Я первый раз в рейсе, – доверительно сообщил кадет.

– Надо же, – покачал я головой. – Это бывает, это проходит. Завтра покажу тебе судно, а пока осваивайся.

– Сейчас же новый капитан приехал. Как он, знаешь?

– Пока только слышал, что хороший, – честно ответил я. – Там уже посмотрим.

Мы вышли отдавать концы в любимое коммерсами время – ночью. Никто не мог доходчиво объяснить, почему все напряженные портовые операции происходят в темное время суток. Казалось бы: днем экипаж выспавшийся, отдохнувший, еще и вокруг все видно, как на ладони. Каждый буек, вешку, поплавок, в конце концов. Но нет – давайте маневрировать под звездами, как раз помечтаем о космических полетах и неказистых инопланетянах.

В диванных разговорах моряки связывают это явление с тем, что ночью любой чих порта стоит дешевле. Возможно, так оно и есть: в любой отрасли ищут прежде всего выгоду, а все остальное держат на десятом плане.

– Резче давай! – невоспитанно крикнули мне с буксира.

В этот самый момент я изо всех сил выжимал кнопку пульта от шпиля – единственного доступного подъемного устройства на верхней палубе. Сами захотели подать нам конец в этом месте, вот пусть теперь ждут, пока неторопливая вьюшка провернется достаточно, чтобы петлю можно было нанизать на кнехт.

– Что у вас там, корма? – спросил новый капитан по рации.

– Выбираем канат, – ответил я. – А еще на нас орут.

– Это ничего, – успокоил Антон Сергеевич. – Ори на них в ответ. Желательно по-русски. Матом.

– Так точно, – подтвердил я и засмеялся. Похоже, с новым начальством заживем.

Когда с береговой тумбы скинули последний конец, могучий Pacific Star отправился в долгое плавание до самых берегов Южной Америки. Портовые огни отдалялись, еще долго освещая горизонт золотистой аурой. Непробиваемое спокойствие внушало уверенность в завтрашнем дне, а легкая вибрация от движка заставила веки закрыться до самого звука будильника.

Then put your little hand in mine

There ain't no hill or mountain we can't climb

Babe

I got you babe

I got you babe[1]

В уши ворвалась песня из фильма “День сурка”. Мне показалось, она будет звучать символично, каждое утро напоминая о вопиющем однообразии дней в рейсе.

Но сегодня все было иначе. Новый капитан, новый кадет, и, возможно, идея, как продолжить книгу. Я отставал от расписания. Оставалось всего два месяца до конца рейса и столько же до поставленных Зарицким сроков. Издатель продолжал названивать мне, справляясь о ходе работы не самым интеллигентным образом.

– Утро доброе!

Я зашел на мостик, преисполненный надежд на светлое будущее. Каково же было удивление, когда я понял, что не ошибся. Над судовым журналом навис длинный Максим, и больше никого не было. Василий Петрович имел привычку являться на рабочее место в семь утра, независимо от часового пояса у наших менеджеров, но сейчас капитанское кресло пустовало. Это