Шрифт:
Закладка:
– Хочу домой.
Рита-пони, прыгала вокруг них, распространяя облако золотых пылинок:
– Я тоже хочу.
Царь Берендей подошёл к обломкам мета-коллайдера:
– Только вот ваш чудо-механизм сломался.
– Ничего, – воскликнул дядя Иван. – Кристалл цел, а остальное я отремонтирую.
Дядя сразу же принялся за дело, а царь Берендей распорядился прислать к нему в помощь толковых инженеров Стольного Града.
– Странно, а почему Кощей не использовал волшебные врата, чтобы ускользнуть? – удивился Толя. – Зачем ему понадобилось прятаться в нашем мире?
– Ему некуда было больше бежать, – сказала Рита-пони, которая безостановочно скакала по залу. – Спрятался бы в Мутных Землях – богатыри его и там достали бы. Сбежал бы в заморские царства – там его англы в клетку посадили бы. Ни в Лукоморье, ни в землях Ведявы, ни в лесу древоходов ему не спастись. Везде его доброту помнят.
– Ах, – задумчиво сказал царь Берендей, – так рассудить, то его даже жалко.
– Кощей старался быть добрым, – сказала Рита-пони. – Уж я-то с ним много времени провела, узнала немного его натуру.
– Ему хотелось стать такими правителем, которого любят все, – сказал царь Берендей. – Но для этого нужно большее, чем только говорить о своей доброте.
– А мне его не жалко, вот нисколечко! – заявил Толя. – Он своей добротой столько зла принёс, что вовек не исправить. Ещё и в наш мир хотел заявиться. Что бы мы родителям сказали?
– Тогда и хватит о нём, друзья, – сказал царь Берендей. – Пойдемте во дворец, нужно всем рассказать, что Кощея больше нет.
Проходя мимо осколков волшебного жезла, Толя остановился:
– Кстати, почему жезл забирал волшебство у Кощея, но не забирал у тебя, Берендей?
Царь поднял один осколок и оглядел:
– А, ну всё ясно. Эту волшебную палочку англы сделали недавно, когда готовились к войне с Кощеем. В неё заложена сила противостоять колдовству Кощея.
– Ох уже этот Кощей, – заключил Толя. – Весь мир был против него, а он продолжал уверять его в своей доброте.
По случаю победы над Добрым Кощеем царь Берендей устроил праздник.
Но перед тем как начать пировать, раздал награды всем, кто отличился в деле освобождения Руси от Доброго Кощея. Каждый солдат, каждый водяной и даже древоходы получили медали «За победу». Такого количества медалей, конечно, не нашлось, но Берендей пообещал, что их скоро изготовят.
Толе и Рите выдали золотые ленты с надписью «Почётные жители Стольного Града», а также разрешение построить дома в пустующей части города. Лента оказалась Толе большой, поэтому его обернули в неё два раза, как в полотенце. Зато Рите, которая всё ещё была пони и отказывалась превращаться обратно, лента оказалась впору.
Медалью «За Донесение Правды» были награждены не только Митя Сермяжный и Дед, но и воздушный шар.
– «Рыбоградская хроника» внесла вклад в победу над Кощеем, – сказал царь Берендей, прицепляя медаль на кафтан Мити. – Но я справедливый царь, поэтому вынужден признать: газета «Рыбья Кость» внесла ещё больший вклад.
У Мити Сермяжного от изумления пропал дар речи.
– Как так, – воскликнул Толя. – Они же брехуны!
– Запомни, мальчик, на войне обманутый противник слабее того, который всё знает и ведает. Ложь этой газеты скрывала правду о нашем приближении к Стольному Граду. Спасибо Цуле Пустобояшу, вот ему орден за «Брехливость Во Имя Правды»… А где Цула?
По рядам придворных прокатился гомон. Все оглядывались друг на друга, словно Цула был где-то рядом.
– Осмелюсь доложить, царь-батюшка, – сказал Данило Дубов. – Господин Пустобояш отбыл в Рыбоград, чтобы написать статью о праздновании победы над Кощеем.
– Но ведь мы даже не начали праздновать? – удивился Берендей.
– Он сказал, что и так всё напишет.
– Ну раз так, – засмеялся царь Берендей, – то начнём пировать, а то Цула Пустобояш опишет праздник раньше самого праздника.
В тронном зале дворца был поставлен длинный стол. Во главе его сидел царь Берендей. По правую руку сидел Толя, а по левую Рита, которая наотрез отказалась превращаться обратно в девочку:
– Мне скоро домой, можно ещё немного побыть не в себе?
– Как знаешь, – усмехнулся Берендей. – Только не увлекайся, уж я-то знаю, как это опасно.
Рите было неудобно есть из человеческих тарелок, но она стойко переносила трудности.
Только дядя Иван сидел как на иголках. Постоянно спрашивал то Толю, то Риту:
– Ну, вы скоро? Скоро домой?
– Уже скоро, – сказал Толя, который вслушивался в беседу царя Берендея и посла Королевства Англов. Мальчик пытался понять «политику», но недоумевал, почему царь и посол обсуждали какую-то дурацкую торговлю солёными рыбами и сапогами.
– Разве это политика? – спросил он Добрыню Никитича.
– Когда страны не торгуют, то они воюют, – шепнул ему богатырь. – Ведь гораздо лучше отправлять друг другу сапоги и солёную рыбу, чем военные корабли и воздушные шары с бомбами.
– Не понимаю я эту политику, – помотал головой Толя.
Тогда дядя Иван обратился к Рите:
– Мета-коллайдер давно готов. Пора домой.
– Уже скоро дядя Иван, – отмахнулась хвостом девочка-пони. – Ещё немного, праздник же!
– Ваши родители меня убьют, – вздохнул дядя Иван.
– Ничего, – утешала Рита. – Кощей не убил, они и подавно не смогут.
«Плохо же ты знаешь свою маму», – подумал дядя Иван, нервно кусая пиццу.
* * *
Но празднества не ограничивались дворцом. Стольный Град был очищен от каменных завалов и костей, оставшихся после битвы. На улицах выставили длинные столы, а синьор Альфредо, вызванный из Рыбограда, распоряжался изготовлением сотен пицц и километров спагетти. Все содержатели харчевен и закусочных Стольного Града тоже вынесли снедь и разложили на столах. Все ели, шутили, а один житель удивился:
– И как это мы не заметили, что Добрый Кощей вовсе не добрый?
– Да как тут заметить, – ответил ему другой, – когда за неверие сажали в тюрьму? Вот и приходилось верить в его доброту.
Третий житель меланхолично заметил:
– А вот у меня брат служил в Канцелярии Колдовства. По сто золотых в день зарабатывал.
– А у меня сестра создавала волшебные амулеты, – ответил четвёртый житель. – Такие, как твой брат, отобрали их в пользу Канцелярии.
Спорщики хотели было подраться, но передумали, вспомнив, что именно раздор среди жителей и выгоден Кощею. Даже оказавшись в заточении Хрустальной Горы, добряк всё ещё причинял зло.
