Я смотрел на миниатюрную брюнетку в её викторианском наряде из секс-шопа, выдвигающую мне на повышенных тонах обвинения в том, что я не прихожу к ней с уважением, не предлагаю дружбу, а вместо этого лишь ору матом за то, что она не говорит важных вещей, и… понимал, что она, со своей позиции, вполне права. Как прав и я. Дружить с женщиной, сидящей у тебя в голове — банально не хочется. Как и разговаривать с ней. Не потому, что она плоха, или потому, что она женщина… а потому что она — у тебя в голове. Да и вообще у тебя совсем другая жизнь.

А даймону Фелиции Краммер дел Фиорре Вертадантос невероятно обидно, потому что у неё другой жизни нет. Так что, она сочла вполне уместным умолчать от меня такой факт, что довольно вредно лупить почти пробудившимся Гримуаром Дурака пьяных полураздетых баронесс, заглянувших как-то раз к твоему другу с целью отдаться и понести ребенка, чтобы тем самым спастись от смерти из-за собственного даймона. Справедливо? Вполне справедливо, так как этот самый удар гримуаром, сделавшим из Арии заразного гендерного оборотня, никоим образом мою жизнь не задевали.

—У каждого действия или бездействия есть свои последствия,— глубокий голос из окутанного дымом кресла, стоящего в полутьме, прервал поток жалоб и претензий Фелиции,— Ты, даймон, не хочешь понимать, что заключенная со мной сделка не обязывает Кейна к тебе относиться как к другу и союзнику, а он не доверяет тебе.

—Не то, что совсем не доверяю, просто не хочу разговаривать с кем-то у себя в голове,— поднял я указательный палец вверх,— Это разные вещи. Но, если уж на то пошло, Фелиция, то ты мой даймон и мой гримуар. Мы с тобой скованы на всю жизнь, но ты предпочитаешь сидеть здесь, дуть воображаемый чай, есть воображаемые печенья, вместо того чтобы помогать мне и себе жить. У тебя есть от меня секреты. Много секретов. Возможно, некоторые из них могли бы мне помочь избежать смертельной опасности в прошлом. Так что, выходит, я действую правильно. А что касается Арии… ну, тут лорд Эмберхарт совершенно прав — у каждого действия свои последствия. Меня устраивает, как ты выполняешь свои функции, а без остального, думаю, проживу.

Да, я злой и жестокий человек, от которого утаили пять миллионов рублей.

—Времени мало, Кейн, тебе пора возвращаться к своим спутникам,— Алистер Эмберхарт, встав с кресла, шагнул к софе, на которой лежала самозабвенно рыдающая даймон, а затем, нагнувшись, неожиданно положил ладонь на голову обиженной на весь мир девушки. Звуки от неё как отрезало. Повернув своё угрюмое лицо ко мне, лорд продолжил,— Ты преследуешь могущественную, но затравленную женщину, цепляющуюся за твою жену как за последний шанс. Она будет готова… на всё. А ты — готов?

Шар Ашара.

—Я не готов…— прямо взглянул я в глаза лорда,— …оставить её в живых.

—…хороший ответ, Дайхард Кейн. Тебе пора. Оставь нас.

В реальности же ничего особо не изменилось. Всё так же плавно ехал по городским улицам мана-мобиль, всё так же негромко переговаривались сидящие напротив меня Дмитрий Пространственник и Петр Васильевич Красовский. Да, я решил не мелочиться и банально вызвал Синдикат по разговорнику прямо к музею, где и передал своему «доброму другу» живую и почти невредимую Арию фон Аркендорф, баронессу Аркендорф. Она и сама была не особо против, узнав, что альтернативой служит смерть от моей руки на дуэли или просто так… так что ехала сейчас в следующей за нами машине, имея даже что-то вроде будущего.

Правда, не уверен насчет обещанных мне пяти миллионов. Изучение самой Арии было частью сделки, заключенной между Сильвией и Дмитрием, и кончилось оно уверенным заявлением мага — что бы не послужило причиной, по которой Ария научилась менять свой пол и внешность, а также «заражать» других такой дрянью, корни этого действа точно такие же, как и у всех экспонатов музея Пространственника. То есть — непознаваемые и загадочные. Красовского, конечно, это сильно огорчало.

—Хороший навык медитации, князь,— кивнул мне сидящий напротив волшебник,— У вас есть потенциал ревнителя… а также, как посмотрю, талант заводить связи.

—С врагами он тоже не мелочится!— широко улыбнулся как всегда щегольски одетый бандит, но тут же посерьезнел,— Кейн, ситуация с твоей наградой… выйдет запутанной. Я не могу ничего обещать здесь и сейчас, но…

—Я вам верю, Петр Васильевич,— серьезно кивнул я человеку, искренне пытающемся выступить не в своем амплуа,— Главное — довезите. А об остальном всегда можно будет поговорить потом, как серьезным людям.

Сильверхеймы. Никто, ни Синдикат, ни даже обманутый Сильвией Пространственник не собираются выступать против члена этого рода. Даже находящегося в бегах и в опале, преследуемого другими родственниками. Нет, князь, вы как-нибудь сами. Мы можем подвезти, можем указать, куда именно беглянка ушла и где собирается принимать «приглашенных» ей на проверку молодых людей, можем даже дать вам фору в час, а то и полтора, со всем уважением к вашему княжескому титулу и нашим отношениям, но затем, извините, мы продадим эту информацию другим Сильверхеймам. Ну вы должны понять, вы только что продали нам Аркендорф!

Обожаю этот мир! Здесь большая часть людей такие же сволочи, как и я, но при этом слегка совестливые. Вон, сидящий напротив волшебник без всяких эмоций рассказывает, что да, Сильверхеймы часто обманывали волшебников и вводили их в заблуждение, но всегда компенсировали подобное очень хорошо, из-за чего претензий к ним не возникало. Это уже, можно сказать, добрая традиция — волшебников обманывают, они обманываются, получают за это… нечто существенное, а вопросы правоохранителей, если возникают, то уже направляются к Великому Дому. Выгодно, просто, со вкусом.

Ну, зато мне сейчас предлагают оружие и патроны, а сам Дмитрий Пространственник выступит кем-то вроде свидетеля всего действа. Идти в загородный особняк, полный вооруженных людей, ранее «пригласивших» подозреваемых на этот бал-маскарад Сильверхеймов, придётся именно мне. Одному.

Зато с автоматом. Жалко, что у Синдиката нет «томми-ганов», а только вполне современные даже на мой взгляд штурмовые винтовки, вышло бы куда эстетичнее…

—Мне тоже нужно оружие!— внезапно, рядом со мной на сиденье возникла Фелиция, требовательно уставившаяся на Красовского.

—Однако!— поперхнулся щеголь, переглянувшись с невозмутимым волшебником,— Это было внезапно! Какую очаровательную леди ты от нас прятал, ваше сиятельство!

Я лишь пожал плечами, а волшебник разразился короткой лекцией на тему того, что даймоны не любят воплощаться в реальном мире в виде проекции. Они, бывшие когда-то живыми существами, дико тоскуют по этой самой жизни. Даже неосознанно, потому как любой душе требуется невероятно много времени, чтобы привыкнуть к энергетическому существованию. Оно для плотских существ… неестественно.

Взгляд, которым его одарила Фелиция, был очень далек от благодарного. А я по новой взглянул на одежду своего даймона. Скучают по жизни, говорите, господин волшебник? Как я раньше не понял. С другой стороны, ты, Кейн, умудрился проигнорировать появление четырех или даже пяти разных красивых мужиков рядом с Ренеевой, тупил, пока тебя носом не ткнули. Что еще тут сказать…