Шрифт:
Закладка:
Нестор Васильевич вынужден был признать, что история поистине удивительная. Однако чего же Кадыр-Палван хочет от них с Ганцзалином? Нельзя сказать, что в прошлый раз они расстались друзьями. Больше того, курбаши хотел их уничтожить.
– У нас если люди друг другу враги – это еще не приговор, – отвечал ночной гость. – Если враг воюет честно, с ним можно помириться, можно простить его, с ним можно даже объединиться ради какой-то важной для всех цели.
– И что же это за важная цель? – полюбопытствовал Нестор Васильевич.
Кадыр-Палван помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил. Известно, сказал он, что гораздо страшнее любых врагов – предатели. В Коране устами Мухаммеда предателей проклял сам Всевышний. А значит, это твари, которым нет прощения и которых следует истреблять всюду, где только их увидишь. У Кадыр-Палвана нет никаких претензий к господину… («Загорскому», – подсказал Нестор Васильевич), да, нет претензий к господину Загорскому. Он был честен и вел себя безупречно, это человек, которого он сам почел бы за честь называть своим другом. Но Кадыр-Палван никогда не простит предательницу Нуруддин. Она бросила его в чужой стороне подыхать, как собаку, не убедившись даже, что он на самом деле мертв. И все это для того, чтобы выкрасть у него драгоценную книгу, чтобы лишить его законного вознаграждения. Нуруддин оскорбила и унизила его, она решила обмануть воина Аллаха – и она ответит за это.
– Это очень печально, – заметил Загорский, понемногу начиная терять терпение, – но мы-то тут при чем?
– Нуруддин – демоница, – отвечал курбаши, оскаливая зубы, – к тому же она околдовала моих джигитов. Один я с ней не справлюсь. А вы с вашим слугой – те самые люди, которые могут мне помочь. И я предлагаю вам сделку или союз, назовите как хотите. Помогите мне поймать Нуруддин, и Коран Усмана – ваш.
Загорский помолчал с минуту. Потом поднял глаза на курбаши, во взгляде этом сквозило сожаление.
– Я, как ни странно, сочувствую вам, – сказал он. – Но помогать не буду. Мне незачем марать руки о вашу Нуруддин, я решу свою задачу и без вас.
Кадыр-Палван покачал головой: нет, он не решит. Он даже не знает, куда Нуруддин везет книгу. Ну, это секрет Полишинеля, отвечал Нестор Васильевич, известно, что она направляется в Алайскую долину.
– Во-первых, Алайская долина велика, – отвечал Кадыр-Палван, – во-вторых, она направляется вовсе не туда. Это я направлялся в Алайскую долину, а по дороге должен был передать Коран заказчику.
– Почему мы должны вам верить? – неожиданно спросил Ганцзалин.
– Потому что я не смогу вас обмануть, – отвечал курбаши. – Вы поедете со мной, и если что-то будет не так, просто прикончите меня. Кроме того, вы ведь пытались обнаружить ее след – и все безуспешно. Это именно потому, что она идет вовсе не туда, куда вы думаете.
– Куда же она идет? – спросил Загорский.
– Поедем со мной – и все увидите сами, – улыбнулся курбаши.
Наставник Хидр шел вперед равномерной поступью верблюда, способного идти сотни верст без воды и без еды. Джамиля, несмотря на всю свою силу и ловкость, чувствовала необходимость отдохнуть и подкрепиться, однако стеснялась сказать об этом муршиду. Она боялась даже задать лишний вопрос, чтобы не вызвать законного гнева учителя. Так, в молчании, шли они несколько часов.
В конце концов, она все-таки решилась и спросила, почему они не остались ждать в условленном месте Загорского с Ганцзалином.
– Потому что они нам не нужны, – отвечал Хидр коротко. – Я и так знаю, где искать книгу.
Спрашивать, откуда учитель это знает, Джамиля не стала. Ответ был очевиден – его ведет Всевышний.
– Но там много вооруженных разбойников, – робко сказала Джамиля. – Если начнется бой, Загорский с помощником могут оказаться нам полезными.
На это учитель отвечал, что она и сама отлично справится, он в нее верит. И вообще, звать на помощь посторонних было ее ошибкой. Джамиля опешила: ошибкой? Но ведь учитель сам сказал, что хорошо бы найти людей, которые помогут им вернуть Коран.
– Я так сказал, – возразил учитель, – но я не говорил, что искать их должна ты. И уж подавно не говорил, что таким человеком должен быть русский сыщик. От него во всем этом деле ничего, кроме путаницы, ждать не приходится.
Джамиля изумилась: ей казалось, что шейх и Загорский понравились друг другу. Вслух она, этого, впрочем, не сказала, и без того уже было сказано слишком много. А учитель, как она видела, находился в непонятном для нее раздражении, так что разговоры сейчас были делом несвоевременным.
Так они и шли дальше – молча и недовольные друг другом. Джамиля надеялась, что они выйдут в какой-нибудь кишлак, где можно будет поесть горячего и отдохнуть, а лучше всего – обзавестись лошадьми. Но шейх решил иначе. И потому шли они пешком, передвигались по горным тропам, к аулам не спускались, а ночевали прямо в горах, на жесткой, начинающей остывать к осени земле.
Пока они шли, Джамиля думала о своем, и мысли эти были на редкость необычными. Раньше ей казалось, что единственная цель ее жизни – Всевышний, с которым рано или поздно она соединится и растворится в Его бесконечной любви. Но появление русского детектива смутило ее. Это был странный и удивительный человек, подобных ему она раньше не встречала. Наставник Хидр тоже казался необыкновенным созданием, но наставник – это был отсвет высшей истины, холодный, как зимние звезды. А Загорский был человечный, теплый, полный радости жизни… Кроме того, своим ремеслом он владел отлично. Конечно, она должна была предупредить учителя, что привлекла к поискам постороннего человека, но ей казалось, что так она поможет делу. А теперь выясняется, что учитель недоволен. И никак нельзя понять, почему это так…
Много о чем думала в дороге Джамиля, тем более, что учитель не намерен был разговаривать – он тоже думал о чем-то своем и, если судить по его лицу, мысли его были сумрачные, лишь время от времени озаряли их загадочные всполохи… Впрочем, огонь, который возжигает в душе суфия истина, так велик и всепоглощающ, что, может быть, правильнее всего о суфии было бы сказать, что он не живет, а пылает, горит. Во всяком случае, если речь идет о суфии из их братства.
Внезапно Джамиля очнулась от своих мыслей – учитель коснулся ее руки и прижал палец к губам. Она оглянулась по сторонам и поняла, что они пришли. Внешне место это ничем не отличалось от остальных горных полян, если бы не вход в пещеру.
– Это здесь, – прошептал Хидр.
Похоже, так оно и было. Недалеко от пещеры паслись на пологом склоне несколько стреноженных лошадей.
– Что будем делать? – прошептала Джамиля.
– Войдем, – отвечал Хидр, – просто войдем.
– А если там бандиты? – спросила она. – Если они нападут на нас, мне убить их?
– Увидим, – сказал шейх.
Шагая медленно, осторожно, чтобы не потревожить камни на тропе и не выдать себя случайным звуком, они вошли в пещеру. С минуту глаза их привыкали к полумраку, потом Джамиля смогла оглядеться. Пещера оказалась очень большой, своды ее поднимались в высоту на десяток саженей. Частично она освещалась через проломы в каменном своде, хорошо видны были висящие с потолка причудливые сталактиты, поднимавшиеся им навстречу сталагмиты, кое-где они срастались в единые колонны. В центре пещеры синело небольшое озеро, на берегу которого сидели несколько бородачей в папахах. При появлении Хидра и Джамили они повскакали. Джамиля, однако, уже выхватила наган и взяла на мушку ближнего к ней басмача. Те, впрочем, не слишком-то испугались и глядели на них скорее с любопытством.
