Нам показали столы, ломящиеся от угощений, рога изобилия, полные винограда и граната, уставших детей и прослезившегося дядю, энергичных тетушек, кухарку в фартуке и жениха и невесту, в танце перемещающихся в узком пространстве между столами. Руки их поднимались, ладони постоянно вращались, они сжимали пачки банкнот, которые гости вставляли им между пальцами. Наконец долгий день подошел к концу, у жениха появилась возможность закурить, и камера внезапно выхватила крупным планом скрипку Льва, показав нам, кто создавал праздничную атмосферу на протяжении долгих часов торжеств, чья музыка была такой же естественной и непрекращающейся, как шум волн на берегу моря. С самого начала было видно, что эти армянские музыканты не следуют строго национальным музыкальным традициям, потому что ни один из них не играл ни на одном из инструментов, которые я видела в музее Нор-Нахичевани. Кларнет заменил традиционные дудук и зурну, а барабан не был дхолом, но были два аккордеона и Лев со скрипкой. В их репертуаре тоже не было ничего чисто армянского. Лев заиграл армянскую мелодию, но вскоре она превратилась в клезмер, затем в грузинскую песню с цыганским ритмом, а потом трансформировалась в молдавскую, а в конце снова в армянскую. Скрипка Льва в ансамбле с другими инструментами создавала удивительно единый панкавказский сплав зажигательной, безостановочной танцевальной музыки. И если эти грандиозные свадьбы по выходным оставили какой-то отпечаток в её голосе, то я уверена, что это были азартные крики пляшущих гостей, звуки музыкального автомата, танцевальной машины – генераторов безудержного веселья.

Лев давно потерял связь с армянскими музыкантами из того ансамбля, но Юлия не теряла времени, и к концу недели ей как-то удалось договориться о встрече с кларнетистом. Мы встретились в просторном ресторане гостиницы на окраине армянского поселка под Ростовом. Когда мы прибыли, в большом зале, построенном для празднеств, оказалось всего три человека: официант, армянка по имени Елена, бывшая одноклассница Юлии, и ее молчаливая армянская подруга с золотыми передними зубами и печальными глазами. Вскоре на столе перед нами появилась еда, кувшин свежей клюквы, примятой ровно настолько, чтобы образовалось немного густого сока, и бутылка водки. Елена задала тон тостом за дружбу. «Легко отказаться от жизни ради друга, - сказала она, - но трудно найти такого друга, ради которого ты захочешь пожертвовать своей жизнью». Я постаралась не отстать и решительно провозгласила: «За новых друзей!» - и почувствовала на себе внимательный взгляд Юлии, которая следила за тем, чтобы я, не забывая ее предварительных инструкций, решительно выдохнула перед тем, как выпить стопку водки, а потом опять выдохнула, но уже медленно, после того, как выпила её. Юлия и Елена выскочили на улицу, чтобы перекурить, а когда вернулись, у Елены уже созрел новый тост.

«Друзья похожи на гальку на пляже, - произнесла она, - одни камешки проскальзывают между пальцами, а другие достаточно велики, чтобы мы могли устоять на них, поэтому выпьем за тех, на кого мы всегда можем опереться». Тут появился кларнетист Миша. Он казался взволнованным встречей с Юлией, и, вытащив свой бумажник вручил ей свою визитную карточку, чтобы они никогда больше не теряли друг друга. Бумажник был обернут несколькими резиновыми полосками, которые он ловко снял, чтобы извлечь карточку. Когда Елена потребовала одну и для себя, Мише пришлось снова снимать резинки, и на этот раз он проделал это не столь энергично. Елена и Юлия были знакомы со школьных лет, и я заподозрила, что когда-то у них было соперничество из-за мальчиков. В дружеских отношениях со временем мало что меняется, и в тот вечер Юлия определенно выигрывала продолжающееся соревнование. Миша прекрасно помнил Льва. «Нам повезло работать с ним, - рассказывал он, - потому что Лев был настоящим профессионалом, единственным среди нас с музыкальным образованием». Потом Миша поднялся на галерею, опоясывающую зал, где обычно размещался оркестр, и стал играть на кларнете специально для нас, в сопровождении записи других инструментов и барабана. Елена и Юлия не сговариваясь устремились к центру зала и начали танцевать на этой огромной площадке. Дари-дари-дам, дари-дари-дам выводил сладкий голос Мишиного кларнета, в то время как Елена приподнимала руками волосы и похлопывала ладонями себя по бедрам с азартом подростка, а я тихо сидела рядом с ее молчаливой подругой и цедила клюквенный сок густой, как пудинг.

Скрипка принадлежала Льву уже около десяти лет к тому времени, когда они с Юлией решили эмигрировать в Бостон в 1990 году. Хотя реформы Михаила Горбачева к тому времени немного облегчили эмиграцию, старой скрипке все еще было трудно покинуть Советский Союз. Государство рассматривало любую скрипку, изготовленную до 1870 года, как антикварную, и семьям эмигрантов было отказано в праве, когда они уезжали, брать с собой подобные исторические ценности. На первый взгляд, это могло бы показаться разумным способом защиты национального наследия России. Однако, на практике, это упростило систему присвоения государством ценностей, принадлежавших частным лицам. Конечно, было очевидное отличие от методов нацистов, конфисковавших скрипки у еврейских музыкантов во время Второй Мировой войны, но в данном случае государство лишало музыкантов-эмигрантов возможности найти работу по прибытии в свой новый дом. Лев охарактеризовал это как способ сохранения давления на них даже после того, как они покинули страну. Когда мы говорили об этом в Глазго, он все еще был полон возмущения по поводу использования государством подобных методов. «Я заплатил эквивалент своих семи годовых зарплат за альт, на котором играл в квартете, - рассказал он, - так что вы можете себе представить, как много он значил для меня. Конечно, я не мог выплатить такую сумму сразу, поэтому мне пришлось работать, работать и работать. Я работал не покладая рук и отдавал все заработки за инструмент более трех или четырех лет, а теперь государство заявило, что мой альт – это общенародная собственность. Можно ли это понять?» Неудивительно, что советские музыкантам пришлось идти на изощренные хитрости, чтобы вывозить свои инструменты из страны.

Эмигранты из Ростова обычно упаковывали имущество, которое им разрешалось брать с собой, в деревянные ящики для перевозки. Чем больше ящик, тем дороже стоит его транспортировка, но вам позволено положить внутрь все, что захотите, при условии, что это не антиквариат. Когда, наконец, пришли их эмиграционные документы, Лев и Юлия должны были решить, как они собираются вывезти его инструменты из страны и какие необходимые вещи они должны взять с собой. Однако самой первой задачей для Льва было найти достаточно