озарило снеж­ную пустыню грустным бледно-розовым блеском. Я сидел в передних санках, и возчик подробно объяснял мне свойства страны. Между прочим, я узнал от него, что Тиманская тундра необыкновенно богата реками и озерами, что реки вытекают из гор Чайцын[48] и затем, протекая по совершен­но плоской земле и не встречая никаких препятствий, не образуют больших потоков, а впадают каждая прямо в море. Из озер, по его рассказам, замечательно только одно — Уриер, названное так в честь одного прославленного древ­нейшими самоедскими сагами тадибея, который с одной из высоких уральских вершин взъехал со своими оленями прямо на небо. Полагают, что и сам Урал назван по нем. Разговаривая таким образом с моим возчиком, я увидел целое общество самоедов, ехавшее нам навстречу. Один из них особенно привлек мое внимание своим странным видом и необыкновенным нарядом. На нем была малица, покры­тая светло-коричневым сукном и окаймленная собачьим мехом. Пестрые сапоги его были подвязаны выше икр кра­сивыми подвязками, концы которых спускались до поло­вины голени. На голове у него была острая оленья шапка, надетая несколько набекрень. Говоря с моим ямщиком, са­моед держался немного перегнувшись назад, левая рука висела неподвижно, а правая была вытянута, и указатель­ный палец ее делал как бы запятые и тире. Зажмурив один глаз, тем пристальнее смотрел он другим. Его губы были очень тонки и почти не двигались во время разговора. Лицо было не так широко, как обыкновенно у самоедов, лоб ни­зок, а макушка остра. Это был самоедский аристократ. Ты смеешься, читатель; поверь, однако ж, что и у самоедов богач считает себя лучше других людей, думает о себе боль­ше, чем любой маленький князек, и обращается со своими бедными собратьями даже презрительнее, чем многие из сильных земли. Занимает он, сверх того, какую-нибудь ничтожную должность — высокомерие его не знает уже никаких пределов. Но самоед, о котором идет речь, избран­ный в помощники старшины Канинской тундры, отличал­ся от других самоедских аристократов тем, что держал себя вполне согласно сознанию своего значения по богатству и по важности занимаемой им должности. Со мною он обра­щался совсем не так, как с возчиком, но все-таки с чув­ством собственного достоинства. Когда мы приехали к его чуму, он великодушно предложил мне взять сколько угод­но оленей, не просил водки и не стал торговаться о прого­нах. Переменив оленей, мы отправились далее, оставив здесь одного из проводников и нашу палатку, полагая, что она уже не понадобится, потому что самоедский аристократ указал нам дорогу к другому стану, находившемуся вер­стах в двадцати от его чума. Мы и приехали благополучно к указанному месту, но не нашли здесь ни одного чума, ни даже оленьих следов. Между тем поднялась вьюга, настала ночь, а до деревни Сула оставалось еще верст тридцать. Де­лать было нечего, пришлось ехать далее, несмотря ни на ночь, ни на вьюгу. Проехав около часа, мы наткнулись вов­се неожиданно на стан большеземельских самоедов, из ко­торых ни один не понимал по-русски. Я разговаривал с эти­ми добрыми людьми почти до утра, употребляя и перевод­чика, и все свои небольшие сведения в самоедском языке. Несколько раз заводил я речь, что пора бы и ехать, но само­еды неотступно просили меня остаться и еще поговорить с ними. Хозяйка подарила мне рыбу и приставала, чтоб я одарил ее золотым кольцом, которое блестело у меня на пальце. Я заплатил за рыбу больше, чем она стоила, но самоедка не удовлетворилась и всю ночь просидела со сле­зами на глазах в углу чума. На рассвете я отправился далее и скоро приехал в деревню Сулу. Отсюда на другой же день добрался я уже на паре лошадей и до Пустозерска — без сомнения, одного из самых пустынных мест на целом зем­ном шаре.

VII

В Пустозерской волости считается всего на все 18 боль­ших и малых селений, из которых некоторые разбросаны по нижнему течению самой Печоры, другие же — по впада­ющим в нее речкам и по ближним озерам. Самое большое из этих селений — Пустозерск, прозванный так по находя­щемуся поблизости его Пустому озеру. В простонародье Пу­стозерск называется и Городком, потому что, как рассказы­вают, здесь была прежде крепость для защиты от частых нападений самоедов. И Пустозерск, и многие из ближай­ших деревень окружены страшно пустынной и бедной при­родой. Здесь нет и следа лесов, нет даже ни скал, ни кам­ней; зимой всюду виднеется одна только необозримая снежная равнина, по которой свободно играют вьюги и метели. Они играют здесь почти беспрерывно и иногда с такой си­лой, что жители не могут выйти ни за водой, ни за топли­вом. Ветер срывает нередко крыши с изб и почти всегда заносит последние снегом до самого верха; чтоб не быть совершенно погребенным под снегом, жители прокапывают себе только узенькие ходы вокруг избы, потому что разме­тать эти громадные массы крепко слегшегося снега черес­чур трудно.

В этой-то грустной, пустынной местности остановился я на несколько месяцев с целью продолжать изучение язы­ка, нравов и религии самоедов. Последнему весьма благо­приятствовало положение пустозерских деревень в средине страны самоедов, вследствие чего не только большеземельские, но и канинские, и тиманские самоеды приезжают в них почти ежедневно. Наиболее же съезжаются они в Пус­тозерск, где сбывают свои товары и запасаются мукой и другими необходимыми предметами, кроме того, их при­влекает сюда и водка. Приезжают некоторые, хоть и редко, чтоб побывать в церкви. Так, я слышал, что одна старая самоедка говорила священнику, что она нарочно для этого приехала и вот по какому поводу. С полгода тому назад, находясь на тундре, она потеряла олененка, которого силь­но любила, потому что был белый и очень статен; чтоб отыс­кать его, она прибегла к тадибеям и принесла богатые жер­твы хахе, но без всякой пользы. С горя и тоски она обрати­лась, наконец, к русскому Богу и посулила ему рубль ас­сигнациями, если он возвратит ей пропавшего, и только что она сделала это — глядь, а олененок-то и бежит ей на­встречу. Вот она, чтоб исполнить свое обещание, и приеха­ла почти из-за 200 верст. Я полагаю, что это обещание от­носилось к Николаю Чудотворцу, или Миколе, как называ­ют его самоеды, потому что даже и не обращенные еще по­читают этого Святителя мощным богом.

Из приезжавших в Пустозерск самоедов я не встретил ни одного настолько трезвого, чтоб можно было нанять его в услужение, но мне принесло уже много пользы и то, что я ежедневно мог разговаривать о жизни и обычаях на тундре с людьми, наезжавшими