воина, и вот теперь ему подсовывают ещё одну обманку. Что ж, сделаем вид, что купились.

— Откуда ты, девочка? Что ты тут делаешь?.. Как сюда попала?

Играть, так по-крупному.

Девчонка замерла, испуганно глядя на него изумрудными глазищами; с места она не двинулась.

Ладно. Поищем — здесь же непременно должны иметься управляющие чары, должны тянуться ниточки к настоящему заправиле всего этого безобразия…

Это оказалось труднее. Привычные чары поиска, затвержённые с мельинских и эвиальских времён, в этом мире работали плохо, даже несмотря на помощь извергающего огонь черепа. Жаль, конечно, что здешний хозяин не отправил мертвяков добывать оставленный как бы без присмотра посох некроманта; но ничего, не всякий капкан срабатывает.

Нет, не видать, или же не найти. Тварь, оказывается, умеет прятать концы в воду или, в нашем случае, в подвал. Придется лезть самому. Но сперва…

— Ты не можешь говорить? Ты нема?

Девчонка отчаянно затрясла вдруг головой, мол, нет.

Надо же, откликнулась.

— Что ты здесь делаешь? — некромант по-прежнему не двигался с места. — Можешь встать?

Вновь безмолвное «нет». Понятно, заманивает. Хочет, чтобы он, Фесс, подошёл бы поближе.

Девчонка заплакала. Крупные слёзы скатились по щекам, худые плечи вздрогнули. Понятно, для чего, но всё-таки удивительно, что ни одной, даже самой слабенькой ниточки пока не обнаруживается.

Найдём. Здесь неоткуда взяться никаким бедным несчастным детям.

Острие глефы медленно чертило в воздухе одну из рун старика Парри. Глядишь, сработает…

Руна распалась куда быстрее, чем следовало, но кое-что сделать она успела.

Перед ним была обычная человеческая девочка.

Ну, или весьма хорошо замаскированный капкан.

Выбирай, некромант — рубить ли ей голову? Или попытаться разобраться?

Девчонка осторожно приподняла руки; запястья стянуты чем-то вроде очень тонкой, слабо блеснувшей нити.

Надо же, как тщательно. Не экономит на мелочах.

И никаких следов магии. Или всё упрятано настолько глубоко, что ему, с неполным пониманием здешних законов, так сразу и не разобраться.

Глаза девчонки внезапно расширились, взгляд её скользнул куда-то за спину некроманта. Ага, знаем, дешёвый приём, с нами не сработает — а!..

Он насилу успел развернуться. Насилу, потому что зарубленные им чуть раньше мертвяки успели, оказывается, восстать и собраться в кучу, слиться в жуткое чудище, «амальгамировать».

Тела их соединились. Многоногое, многоглавое чудовище горбилось над ним; рук, однако было лишь две, правда, каждая из нескольких конечностей обычного человека: шесть торчат из слившегося плеча, держат три других, те, в свою очередь, держат одну. На костях наросла уродливая, бугристая плоть, и даже черепа обзавелись подобием жутких, словно расплавленных лиц.

Некромант успел увернуться, успел взмахнуть глефой, клинок негодующе зазвенел, словно сталь ударила в сталь, будто старые кости обернулись железными шкворнями.

Ловко. Хоть и не ново.

Глефа заплясала в воздухе, уже не столько рубя, сколько нанося уколы. Фесс завертелся волчком, разом вспомнив все жесткие уроки Серой Лиги Мельина; и с торжеством ощутил, что да, здешний хозяин — тут, в толще этой мёртвой плоти, явился, не выдержал, не усидел!..

Поначалу это было даже не слишком сложно. Уклоняйся от длиннющих «рук», что гнулись, словно тараканьи лапы, да направляй «амальгаму» куда тебе надо, режущими взмахами глефы. Из рассечений сочилась чёрная пузырящаяся жижа, но, само собой, убить тварь этим было невозможно.

Однако оно послушно гонялось за некромантом, пыталось сграбастать, схватить, раздавить — отрезало Фессу путь отхода, не обращало внимания на раны, ломило, давило, лезло напролом — и в конце концов тяжело дышащий некромант оказался загнан в дальний угол низкого нефа, в противоположном от сидевшей девчонки конце.

Лапищи потянулись к нему, дюжина ртов растянулись в одинаковой ухмылке предвкушения, отшибло вбок глефу, навалилось, надвинулось…

Он ждал этого момента.

…Из глазниц черепа на его посохе ударили фонтаны пламени выше церковной крыши; волна силы накрыла некроманта, и руны старого Парри послушно складывались в причудливый узор — разрушая вместилище зла, обнажая его, атакуя его бестелесную сущность.

Здесь погибло много, очень много людей, самых разных. Хороших и не очень, исполненных искренней веры и только притворявшихся ради собственной выгоды.

Они все были здесь, на монастырском погосте. И лишь незначительная их часть стала добычей злобного пришлеца.

Рвались пласты земли, лопалась сеть древесных корней; человеческие черепа стаей хищных птиц взмыли над погостом, поднявшись из самых глубоких его слоёв.

Череп на посохе утонул в извергаемом пламени, словно приветствуя собратьев; огненные нити потянулись к каждому из них; хищная стая ворвалась в разбитые окна, пронеслась над поваленным алтарём, и прежде, чем мёртвая тварь успела обернуться, черепа вцепились в неё, словно стая охотничьих псов.

Из глазниц их лился такой же огонь, как из того черепа, что венчал собой посох некроманта.

Челюсти, с зубами и беззубые, дружно клацнули, разрывая мёртвую плоть. Весь «амальгамировавший» монстр в один миг покрылся белёсыми, желтоватыми, коричневатыми наростами вгрызшихся в него черепов; пламя из их глаз перекидывалось на тела мертвяков.

Рты раскрылись, разрываемые истошным визгом, головы запрокинулись, тварь отшатнулась от некроманта, слепо ударилась в стену, окутываясь тучей искр. Руки-лапы заполыхали, словно сухие ветви; а выпущенные Фессом на свободу черепа продолжали и продолжали грызть, добираясь до самых костей. Они начинали гореть, но самоубийственную атаку не прерывали.

Шлепнулась на пол одна лапища, затем другая. Почти так же разрушался и приснопамятный монстр на речке, где некромант одолел первого своего неупокоенного в этом мире; но здесь, однако, засела сущность куда более сильная и злобная.

…Она покинула распадающееся вместилище, и наспех брошенные руны её уже не задержали.

Фесс не увидел её, лишь почувствовал. Слепленное из мёртвых тел чудовище повалилось на пол, продолжая гореть; а забившаяся в угол девочка вдруг сдавленно всхлипнула, вскинула связанные руки, словно защищаясь от чего-то незримого, и рухнула набок, задёргалась, словно в падучей.

Горячая волна ярости, смешанной с отчаянием, толкнулась в грудь некроманта. Неважно, откуда здесь этот ребёнок. Важно лишь, что его надо освободить, пока неведомый хозяин этого места не укрепился и не укоренился в ней, не пожрал душу.

Клинки втянулись обратно в древко, и тупой конец глефы ударил девочку в затылок, чётко и рассчитано. И сразу же что-то свирепо навалилось на него самого, сдавило виски, обожгло глаза; в сознание ворвался словно чей-то горячечный бред: горящие города и