Я вздрогнул, над головой раздался знакомый мягкий голос:

– Сергей Антонович?

Я торопливо вскинул голову. Она почти такая же, какой была в последний раз в игре: короткая стрижка, волосы рыжие, так седина закрашивается лучше всего, милое лицо и грустные понимающие глаза.

– Привет, Жанетта, – сказал я и вскочил. – Прошу, присядь. Можно просто Сергей.

Она чуть изогнула губы в улыбке.

– Неужели ты из тех времён, когда мужчины вставали, если в комнату входила женщина?

– Я ещё динозавров застал, – похвалился я.

Она опустилась на предложенный стул, взгляд такой же изучающий, ответила с замедлением:

– Но выглядишь… очень даже.

Некоторое время смотрели друг на друга молча, соотносим образы из баймы с реалом, наконец я сказал торопливо:

– Выглядишь шикарно. Правда, это не комплимент! В самом деле.

Она ответила тихо:

– Ты не видел, какой я была. Но прав, за последнее время что-то случилось. Когда выхожу из баймы, чувствую, что хоть немножко, но помолодела.

– Эффект накопления бонусов?

Она улыбнулась.

– Что-то подобное. Как и у тебя, понимаю?

– Да, – согласился я. – Внешность для меня, как стопроцентного самца, роли не играет, плевать, но и здоровье мне байма подправила. Я сейчас здоровее, чем был тридцать лет назад. Но примем это как данность, пусть потом специалисты разбираются, что да как, может, это временный эффект, а завтра склеим ласты, потому кофе и пирожные?

Она наклонила голову.

– А потом мороженое. Раньше было нельзя, но теперь, чувствую, можно всё.

Я кликнул по высветившемуся листку меню, поставил галочки в нужных местах и повернулся к ней.

– А ты чем занимаешься? – поинтересовалась она.

Я откинулся на спинку кресла, смотрит внимательно, ответил с широчайшей улыбкой:

– Бью с тобой диких оленей. Нужны рога для скифского лука. И волков тоже бью, из их жил лучшие тетивы.

Она кивнула, но ответила серьёзным голосом:

– Это да, а в реале?

Я смолчал, о своих делах в реале как-то не принято, это уже личное и даже интимное, но она смотрит по-детски чисто и открыто, дети ещё не знают, что есть темы запретные, а есть те, которых просто не принято касаться в беседе.

– Да так, – ответил я медленно, взвешивая слова, – тяну лямку. Как говорится, стараюсь вложить и свою песчинку в фундамент будущего мира. Высокопарно?

Она улыбнулась чисто и открыто.

– Хороший ответ. Не наглый, но с достоинством. Значит, работаешь над чем-то достаточно… значимым. Остальные заняты шашлыками на выходных да рыбалкой.

– Это у нас тоже, – согласился я. – Правда, в планах. На светлое и ясное будущее, а сейчас у нас гроза с громом, молниями и штормом. Вот закончим проект, тогда и.

– А когда?

Я подумал, ответил честно:

– Иногда кажется, что никогда. Остаётся одна-две проблемы, решим, и всё, но откуда-то ещё полдюжины… Но стучим рогами в стену, самая крепкая вдрызг, как стены Иерихона. Мы на карту поставили всё, что у нас есть.

– Это по-мужски, – определила она. – Мы, женщины, осторожнее.

– Значит, – сказал я, – ты женщина. И не переделанная.

– А ты мужчина, – ответила она. – Из породы настоящих самцов, что становятся вожаками. Приятно с таким даже сидеть за одним столом. Чувствуешь себя защищённой, а для женщины это самое главное.

Я отвёл взгляд, она смотрит прямо и открыто, а неловкость у меня из-за того, что уже хлебнул нынешних свобод всех и от всего, понравилось, свобода всегда нравится, хотя людьми стали только те обезьяны, что взяли на себя больше всех обязанностей, а свободы урезали.

– Теперь ещё те женщины, – пробормотал я. – Вон как ты оленя ножом по горлу… Так и человека можно.

Она грустно улыбнулась.

– Когда мужчины становятся веганами, на защиту рода поневоле становятся женщины.

Я сказал успокаивающе:

– Уже разрабатываются роботы с искусственным интеллектом. Ими можно заменить мужчин.

Она сказала так же грустно:

– Женщин мужчины уже заменяют. Пока только в постели.

Бесшумно подкатил столик с двумя чашками кофе и блюдцами с горками сахарного печенья.

Я переставил одну чашку и блюдце на стол перед нею, себе взял другую. Жанетта улыбнулась, манеры ухаживать за женщиной даже по таким пустякам выдают мужчину прошлого поколения, нынешний возьмёт только своё, чтобы не намекать женщине, что она то ли безрукая, то ли просто неуклюжая, обязательно прольёт или рассыплет.

Она взяла чашку, с наслаждением вдохнула ароматный запах.

– Как хорошо. Единственное, чего недостаёт в вашей удивительнейшей байме.

Мне почудился некий намёк и скрытый вопрос, ответил насторожённо:

– Да что особенного? Таких полно. Все развивается, баймы тоже. Тем более, компы всё продвинутее, всё как бы для человека.

Она сделала осторожный глоток, поинтересовалась с неподдельным интересом:

– У вас, догадываюсь, очень мощный? Таких энпээсов ни в одной игре не встречала! Сперва совсем тупые, а теперь вот уже не отличишь от реальных! Я бы поклялась, что живые!

Я ощутил холодок в груди, Грандэ уверяет всех, что мы программы в некой вселенской игре, весь мир кем-то создан для какой-то цели, то ли ведутся некие расчёты, то ли просто симуляция для развлекухи.

– Графика, – согласился я, – совершенствуется. Помнишь времена, когда шестнадцать цветов были революцией?.. И потом пришли двести пятьдесят шесть, тру колор и пошло, покатило. Четыре-ка вообще супер, а восемь и шестнадцать уже как-то не очень и удивили.

– Это да, – согласилась она. – К чудесам привыкаем быстро.

Я сказал со скромной гордостью:

– У нас квантовый на нейроморфных цепочках, самая новая разработка. Не цепочки даже, а сеть. Постоянно растущая. Прогресс набирает скорость, от нас уже не зависит.

– Сам по себе?

– Да, – ответил я. – Как-то так. Непонятно, но так. Все мы не прочь притормозить, но наш общий Адам думает иначе. А мы, отдельные человечики, делаем то, что задумал он, хотя нам по отдельности и неведом его великий замысел.

Она похрустывает рассыпчатым печеньем, поглядывает с интересом поверх края чашки, щёки от горячего кофе раскраснелись, в глазах живой блеск, даже почудилось, что за эти несколько минут за общим столом помолодела ещё больше.

– Здорово, – сказала она. – Хоть и непонятно. У вас большой коллектив?

Я двинул плечами.

– Как в песне про коммунизм, половина сотрудников ни на что не способна, а вторая половина способна на всё.

Она улыбнулась, оценив шутку.

– Я бы выбрала вторую половину. Сейчас можно на всё пойти ради безопасности.

– Вселенная не позволит, – сообщил я. – Постоянно усложняется, трансформируется, а что ждёт впереди во тьме космоса, может знать только тот, кто её сотворил. Да и то… скорее, хочет увидеть, что получится.

Она сказала весело:

– Через миллиарды лет?

– Это слишком оптимистично, – ответил я рассудительно, – а вот через триллионы триллионов… А что?.. Пройдут и они, как с белых яблонь дым.

Она вздрогнула, зябко повела плечами.

– Даже подумать такое нервительно. А представить…

Взглянула, как показалось, с неким подтекстом, разговоры с женщиной о Вселенной в самом деле как-то не очень, я по всем стандартам должен о том, как бы вдуть ей без обязательных пролегоменов, и вообще разговор должен мчаться в этом русле, даже когда оба не прочь повязаться, но сперва на эту тему вот такая игра, это как бы аперитив для разжигания аппетита.

– Сможем и переможем! – сказал я. – Всё на свете…

Она произнесла с ещё более зримым подтекстом:

– Всё?

Я прямо