– А ты такой смелый, да? – покачал головой Серега. – Смелый и независимый. Со своим бизнесом. Продаешь красивые бумажные стаканчики по три копейки. И где ты будешь через год? Опять игуану себе купишь или енота? И будешь ходить с ними по дворам, как папа Карло?

– Ну, я хотя бы не деревянный, и меня за ниточки никто не дергает, – ответил я как можно спокойнее, потому что был сейчас все-таки в гостях и разговаривал с человеком, которого когда-то, пусть и очень давно, считал своим другом. Сейчас мне очень хотелось его ударить по лицу. Но то ли потому, что я был у него дома, то ли из-за той школьной дружбы, я понимал, что в полную силу бить его мне будет жалко. А бить вполсилы я не хотел.

– Это тебе только так кажется, что тебя никто за ниточки не дергает, – затряс головой Серега и потянулся к водке. – А поднимет банк проценты по твоему кредиту, и задергаешься ты на этой веревочке, как последний клоун. Ты думаешь, ты смелый и независимый? А мне сегодня как раз на записи с камеры наблюдения показали, как Игорек, телохранитель нашего генерального, уложил тебя поперек дороги, а потом к Парщикову в машину упаковал. Я тебе хотел сразу звонить, да завертелся что-то, а тут еще с Надюхой эта история. Не до тебя уже было. Ты чего к нему полез-то тогда?

– Поговорить.

– И что, поговорил?

Я молчал. А Серега еще хлебнул, плеснул нам по новой и сказал:

– Давай лучше выпьем, Антоха. Что тебе до нашего генерального? Мы для него говно, а не люди, понимаешь?

Я встал, выпил залпом всю водку, что опять налил мне Сергей, отдышался и сказал:

– Нет, я этого не понимаю. И не буду понимать. Потому что я не говно.

И пошел к дверям. В коридоре топталась Надя в длинном пушистом халате, наверное, подслушивала, о чем мы говорили. Пока я влезал в кроссовки, она сказала:

– Антон, слушайте, вы простите нас с ребятами, ладно? Мы вам заплатим за то, что тогда взяли. Вы вообще-то нормальный. Совсем не тупой идиот, как Сережка говорит.

Я хотел что-то ей ответить, но в голове было совсем пусто, как будто я и правда превратился в этого их тупого идиота. И я просто кивнул ей и вышел за дверь.

Лидия Павловна

Я никогда не умела закрутить жизнь вокруг себя, уложить события ровными правильными кругами, окружить себя нужными людьми, полезными вещами, яркими моментами. Стоило отложить немного денег на ремонт кухни, как ломалось что-то в мужниной машине, а он был без нее как без рук. Стоило запланировать на весенних каникулах поездку, о которой давно мечталось, как заболевала дочка, и все срывалось, а к следующим каникулам почему-то о поездке уже никто и не вспоминал. Мне никогда не хватало смелости изменить прическу. В примерочной я пугалась своего отражения в одежде, которая делала меня другой, не такой, как обычно. А сейчас я лежала на этой чужой неудобной кровати и думала: неужели я так боялась этих по большому счету беззлобных, но просто бесцеремонных сплетен в учительской, детских хихиканий и перешептываний. Ведь иногда я мечтала пройти по улице так, чтобы почувствовать на себе мужские взгляды. Хотела поехать куда-нибудь и отдохнуть по-настоящему, без прополки грядок и полива цветов. Почему я всегда себе отказывала? Не хотела показаться смешной. Почему-то вспомнила про Антона. Вот уж кто никогда не боялся дурачиться. Интересно, как он там? Наверняка вся эта его история про ревнивого банкира наполовину выдумана им самим. Надеюсь, дом он закрыл, когда уезжал. Или так и сидит там у меня на участке?

Антон

Я приехал к зданию банка на такси. Вошел со служебного входа: сказал, что иду к Сергею Минченко в отдел кадров. Странно, но пропустили. По дороге цапнул какой-то их рекламный проспект – на столе в коридоре лежала целая пачка. Поднялся на второй этаж, представляя себе, что если бы я был киллером, то вложил бы сейчас в эту рекламную брошюру пистолет. Он бы лег тяжело в ладонь, и холод металла чувствовался бы даже через глянцевую обложку. Перед кабинетом Виктора сидела секретарша, которой во время корпоратива здесь не было. Поэтому я был не очень готов к встрече с ней. Зачем ему еще секретарша, если у него есть красивая невеста, подумал я. Секретарша была тоже ничего: со светлыми длинными волосами, в белой блузке, какие носили все в этом банке. Она смотрела на меня молча, но довольно приветливо. Я тоже улыбнулся ей и сказал:

– Я к Виктору Николаичу. По поводу нашего филиала в Дубках.

Девушка подняла брови и спросила:

– Как вас представить?

– Скворцов, – ответил я честно, стараясь не дышать водочным запахом в ее сторону и говорить четко и спокойно. А вообще меня, конечно, слегка вело и покачивало, а от всего, что происходило, становилось одновременно весело и противно. Но со стороны это, видимо, было не очень заметно, потому что секретарша нажала какую-то кнопочку на телефоне перед собой и рассказала в трубку о том, что я пришел. Потом посмотрела на меня и спросила:

– Вы сказали в Дубках? Виктор Николаевич говорит, у нас там нет филиала.

– Именно об этом я и хотел побеседовать с Виктором Николаевичем, – кивнул я. Девушка недоверчиво посмотрела на рекламную брошюрку в моих руках, как будто догадалась, что если бы я был киллером, то в ней был бы спрятан пистолет. И поскольку пистолета не было, она наконец сказала:

– Ну проходите.

Ну я и прошел. Витюша сидел за столом, но, когда увидел меня, сразу встал и взялся за телефонную трубку.

– Куда ты звонишь? Положи трубку! – крикнул я, но не очень громко, чтобы девушка за дверью не услышала. – Ты хоть раз поговори сам с человеком без своих амбалов и без папаши.

– Ну конечно! Снова ты! – прошипел Витюша, трубку из руки не выпустил, но и набирать номер пока не стал. – Антон Скворцов. Незабываемые впечатления. О чем нам еще разговаривать? Что мы еще не выяснили? Или у вас новое деловое предложение ко мне, продавец воздушных шариков?

– Ну мне хотя бы живется весело, – сказал я, бросил на какую-то тумбу их рекламный проспект, сложил из пальцев пистолет и понарошку застрелили из него Парщикова младшего. – Я вот могу спокойно без двух амбалов по улице ходить, а ты не можешь.

– Что тебе надо? – снова спросил Витюша, передернув