Май 2021

Эмма откинула голову на обитую тканью спинку стула для патио, который она притащила из сарая, что стоял в саду при Боу Коттэдж.

— Ты заснешь, если просидишь в такой позе слишком долго, — сказал Чарли.

Она приоткрыла один глаз, искоса взглянула на него и тотчас снова зажмурилась от потока послеполуденного солнечного света. Теперь, когда весна уверенно повернула на лето, дни становились все длиннее. Садовый инструмент был весь собран и упакован, и Эмма вновь пригласила Чарли пропустить по стаканчику.

— Звучит заманчиво, — сказала она.

Он засмеялся:

— Теперь ты понимаешь, зачем я в прошлом году принес те палубные стулья.

— Я до сих пор понять не могу, и как это ты умудряешься жить на узкой лодке, ведь она такая…

— Узкая? — спросил он, оскаблившись, — Мне там нравится. Не приходится париться насчет того, как ужиться с соседями, которых терпеть не можешь.

— И ты волен куда угодно плыть по волнам? — спросила она.

— До тех пор, пока не отыщу место для швартовки. А потом снова надо отчаливать. Мы поведем лодку по каналу вверх к Эйвону через несколько шлюзов, — рассказал он.

— Ага, так ты нынче пойдешь через шлюзы вверх по каналу. Помнится, когда ты в предыдущий раз заманил меня на свою лодку, то пообещал, что мы будем неспешно дрейфовать вниз по течению, устраивать пикники и загорать на крыше рубки. Вместо этого каждые двадцать минут мне приходилось помогать тебе шлюзоваться. А потом вообще пошел ливень.

— Такое уж оно, английское лето, всегда рискуешь, — сказал Чарли, и, наклонив свою бутылку пива по направлению к Эмме, но не чокаясь с ней, отпил из горла. После паузы продолжил: — Что мы слушаем?

Она взяла свой смартфон, глянула на экран телефона: — пел Рой Редмонд «Ain’t That Terrible».

— Эта вещь не из тех, что ты обычно слушаешь, — сказал он.

— Просто, похоже, я доросла до того, чтобы начать слушать музыку в стиле соул. Это музыка счастья, — сказала она.

— Я знаком с тобой десять лет, из них пять лет проработал с тобой, и за все это время я слышал, что ты ставишь лишь три вещи, — он принялся разгибать пальцы, подсчитывая, — Инди-рок, типа The Killers или Razorlight, разное старье и жуткую попсу.

— Леди Гага — никакая не жуткая попса. И вообще, мои музыкальные вкусы улучшаются. Ты должен быть счастлив.

— Обычно ты слишком консервативна и менять что-то не любишь. Тут что-то не так! — провозгласил он с апломбом. Да, так умеют раздражать лишь самые лучшие друзья.

Эмма снова прикрыла глаза:

— Не понимаю, о чем это ты. В любом случае, ты ошибаешься. Я непрестанно меняюсь. В этом и состоит прелесть неприкаянности, когда у тебя нет нигде никакого дома.

— Кто-то стучится, слышишь?

Она со вздохом села, прислушиваясь. Действительно, кто-то стучал.

— Никто не знает, что я живу здесь, — сказала Эмма.

Чарли хмыкнул:

— Ты в деревне. Здесь все знают, где ты живешь.

Эмма бросила на него испепеляющий взгляд, поставила свою бутылку пива и вскочила. Тотчас запротестовали мышцы ног, рук, спины — у нее, казалось, заныли все косточки. Весь день она помогала своей команде перетаскивать с места разгрузки сотни растений, чтобы ребята уже завтра смогли начать копать и сажать. Она также помогала устанавливать столбы беседки-газебо, перелопачивать торфокомпост, подвязывала клематисы в свадебном саду и розы в саду влюбленных, и так далее, и тому подобное. Список дел, казалось, был нескончаем, и вот теперь ее тело ощущало все последствия.

Выходя из внутреннего дворика-патио, она всмотрелась в темень коттеджа и внезапно больно ударилась голенью о кофейный столик — куда она ни ставила этот столик, везде он был ни к месту и, казалось, куда ни пойди, он стоял на самой дороге. Чертыхаясь, Эмма на одной ноге допрыгала почти до самой входной двери, распахнула ее, потянув на себя, точнехонько успев до того, как человек, стоявший снаружи на крыльце с другой стороны двери, вновь постучал.

— О, это вы, — проговорила она, нагнувшись и растирая ушибленную голень.

Генри захохотал:

— Это я. Ты как, в порядке?

— Извини. Рада тебя видеть. Рада, что ты пришел. Просто я только что пребольно шарахнулась о кофейный столик, — сказала она.

Кофейные столики они такие, самые коварные изо всей мебели — выпрыгивают на тебя, когда меньше всего ожидаешь.

Эмма хихикнула:

— Что-то типа того. И тут она заметила на его плече сумку-почтальонку: — Там альбомы для зарисовок твоей бабушки?

Он похлопал по сумке:

— Пойман с поличным. Можно зайти ненадолго?

— Прости. Конечно, заходи.

Он вошел, притворил за собой входную дверь и огляделся по сторонам: — Я тут не бывал с тех пор как Мистер и Миссис Маллиган продали Боу Коттедж. Здесь хорошо.

— Он просто сдается в аренду, вот я и взяла его, со всем как оно есть. Она поглядела на его рубаху, там была нарисована бутылка, фонтанирующая Кока-Колой, а поверх этого надпись Lou Rawls. — Кто такой Лу Ролз?

— А ты посмотри потом «Бурный понедельник» и послушай «Love is a Hurting Thing».

Вот и еще две позиции в плейлист, подумала Эмма. — Мы в саду позади коттеджа. Хочешь бутылочку пивка? — спросила она.

— От одной не откажусь. Кто это мы?

— Чарли. Лучший друг и правая рука. Он был самый первый, кого я наняла на работу в свою компанию Turning Back Thyme.

— И впрямь настоящий друг.

— Не знаю, что бы я и делала без него, — сказала она. И это было правдой. Если бы Чарли однажды заявил ей, что увольняется, она была бы в равной мере и счастлива за него, и одновременно почувствовала бы себя опустошенной.