Кстати, а какое расстояние мы вчера отмахали? Верст пятнадцать, наверное. Есть надежда? Ну как тебе сказать, Павлик. Длина окружности километров девяносто с хвостиком, а площадь круга около семисот кэмэ квадратных. Если говорить честно, то теоретически поиски возможны. Был бы со мной не Карам, а хотя бы майор-особист, наверняка начали бы землю рыть. А так… Мне кажется, спишут нафиг.

Стратегических знаний никто из нас не хранит. Я могу рассказать, сколько примерно бинтов в день расходуется. Толя? Я вас прошу: мелочевка, сплетни, вороватые прапора, спекуляция, контрабанда. Что еще доверят старлею? Чемоданчик за генералом потаскать без права заглядывания внутрь?

Завтрак полностью совпадал с ужином. Живительный воздух Афганистана в неограниченном количестве. А после вчерашнего путешествия есть хотелось до одури. Бородатый хрен в своей странной местной шапчонке простым и ясным жестом ствола калаша дал понять, что пора. Привязал ко вчерашнему ишаку, и пошли.

А ведь не боятся они ничего. Это я понял после того, как мы совершенно открыто пошли по довольно широкой тропе. Не летают здесь вертушки и не колесит советская бронетехника. Может, на наших штабных картах эта местность обозначена как «Ничего интересного вообще нет», и ее пропускают? И с каждым шагом диаметр круга всё увеличивался, площадь зоны возможного поиска тоже.

До привала мы отмахали не меньше вчерашнего, хотя темп несколько снизился. И вовсе не из-за заботы о нас. Самое невыносливое животное в караване — коняшка. Для них дневной переход в тридцатку — уже почти на максимуме. Это у Дюма бравые хлопцы способны преодолевать по сто километров в день на одной лошади. В природе таких не бывает.

В дороге я попытался было заговорить с Толяном — очень уж меня заинтриговал рассказ про кренделя из внутренних органов. Что именно было в ценных указаниях? Не должен ли был Карам пристрелить меня в темном переулке? Хотя вряд ли он скажет, чекист хренов. А змея? Точно, его рук дело! Но стоило мне повернуться назад, как прозвучал уже знакомый призыв «Пирёд!», и мы продолжили шагать молча.

Остановка случилась в просто козырнейшем месте: у небольшого ручейка. И нам разрешили напиться, умыться, и даже дали по черствой лепешке. Берегут!

Я разулся и посмотрел на свои бедные ноженьки. Слегка опухли, но терпимо. Потертостей нет, и это хорошие новости. И я даже опустил ступни на пару секунд в ледяную воду.

Карамышев рядом со мной пытался отстирать заскорузлую от крови панамку. Получалось плохо, но хоть так. Потому что ждать, когда все это дело подсохнет и само отпадет, как в анекдоте про Ржевского — тоже не дело. Пусть полощет. Каптерки здесь нет и вряд ли нам поменяют одёжку.

— Толя, а на кой ляд ты мне змею в палатку запустил? — я решил, что на прелюдии времени нет, и надо сразу задавать главные вопросы.

— Какую? — удивление его было практически неподдельным. — Да ты что! Я такое даже палкой брать не стал бы! Боюсь я змей!

Так я ему и поверил. Боится. И правильно делает. Змею можно и в ответ запустить.

— А почему про Пешавар говорил? — я решил пока поменять тему. — С местной географией у меня плохо, но кажется, что туда далековато, и дорога может свернуть в другую сторону много раз.

— В Пешаваре просто самые большие лагеря душманов, — буркнул Карам. — Там все деньги крутятся, так что и мы только туда попадем! Нас ЦРУ продадут!

— Вот когда попадем, тогда и думать будем, что дальше делать. Ты сейчас что предлагаешь? Правильно, ничего. Выжить надо, Толя. Просто выжить. А мечтать про страшную мстю — дело хорошее, только вот совершенно бесполезное. По крайней мере пока.

Толик обиженно засопел. Поразить меня сенсацией не получилось. Я и без него знаю, что для фото в газете многих наших отправили в Америку. В основном в Канаду вроде, но я не уверен. Естественно, в этом участвовали не только пропагандисты, но и спецслужбы. Удивительно, если бы их там не было.

* * *

Поход продолжился. Снова однообразное петляние по горным тропам, постоянная жажда и изнуряющая жара. А местным парням она как бы и не мешает вовсе. Я бы в такие одежки нарядился, через минуту уже выносили. А эти черти только шагают сосредоточенно, еще и автоматы тащат. Гвозди бы делать их этих людей, честное слово.

Это у меня стокгольмский синдром начинается? Ни разу, просто путевые наблюдения. Появись шанс — порешил бы всех этих деятелей, наплевав на гуманизм и прочие заблуждения. Одного только оставил бы, дорогу показывать. А потом и того бы прибил. Можно и придорожным камнем, для экономии боеприпасов.

Ночевка опять на таком же случайном месте. И снова мелкий костерчик, омовение, намаз. Зато сегодня накормили ужином — еще по лепешке, черствой и безвкусной, и даже по полоске вяленого мяса местного барана. Я гонял во рту эту жвачку сколько мог, пытаясь получить максимум питательных веществ от этого мизера.

И снова я дернул Карама отлить, сказав конвоиру «Туалет» — и бородатое чувырло ничего не сказало.

Беседовать с Толиком я не стал — во-первых, устал как собака, а во-вторых, меня всё еще возмущала цена, которую определили за моё гнобление. Зато я теперь точно знаю заказчиков своих бед и несчастий. Если особист не врет, конечно же.

* * *

А утром что-то пошло не так. Понятное дело, поначалу оно покрасило нежным светом окружающий нас пейзаж, потом бородачи собрались в кучку и совершили утренний намаз, и я уже внутренне начал готовиться к тому, что сейчас нас снова привяжут к ишаку, задающему темп движения, но нет. Бандюки снова собрались и завели беседу. Ну и ладно, вы трындите, мы сидим. Я вообще никуда не спешу, если что.

Ага, вот и наш постоянный конвоир отделился и попер к нам. Встаем? Нет, еще не грузили поклажу, а это дело не трех минут.

— Врач? — ткнул в меня пальцем бородач.

— Да, — согласился я.

А что, отрицать очевидное? Мол, змею в петлицы по приколу засунул? Боюсь, мое тонкое чувство юмора местные ребята могут и не оценить.

— Ставать, — скомандовал он.

Я поднялся и меня впервые за два дня освободили от пут. Очень мощное чувство облегчения, сравнимое с… Не знаю даже с чем. Очень приятно, короче. А потом конвоир произнес свое привычное «Пирёд»