Знаю, что она обиделась. Знаю, что звание «худшая дочь в мире» по ее версии принадлежит мне. И пусть. Во всяком случае, перестанет лезть в мою жизнь. Пройдёт некоторое время, прежде чем мама остынет. Обиду она умеет таить долго. В этом искусстве ей нет равных.

Можно меня осудить и сказать, что я отвратительная и неблагодарная дочь, но всему есть свои границы. Если бы сегодня я не высказалась, завтра она бы назначила нам дату свадьбы. Можно, конечно, терпимее относиться к причудам родителей (что я и пыталась делать!), но когда это не приносит ощутимого вреда. Если бы ее трёп оставался трепом, я бы спустила это все на тормоза. Но амулет для зачатия? Серьезно? Это за гранью моего понимания.

— Ты поговорила с мамой, — утвердительно произносит Сева, когда мы уже отъезжаем от дома.

— Можно сказать и так, — мрачно усмехаюсь. — Она хотела, чтобы я взяла амулет для зачатия! Это нужно было остановить, — печально вздохнув, замолкаю. Амурский молчит, отчего я начинаю нервничать. — Ты осуждаешь меня?

Мой вопрос, похоже, его озадачивает. Задумчиво постучав рукой по рулю, он поворачивает ко мне голову и озадаченно спрашивает:

— За что?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Все-таки она моя мама. Родителей нужно уважать, и все такое.

— Ты уважаешь, я это точно знаю. Все мы имеем право на эмоции, Ася. Тем более, Лаура Андреевна умеет играть на нервах. Я не рад вашей ссоре, но я рад тому, что ты смогла сказать ей «нет», и не повелась на манипуляции. Это делало тебя несчастной, поэтому я ни в коем случае тебя не осуждаю.

— Спасибо.

— Тебе не за что меня благодарить, — улыбается краешком губ и переводит взгляд на дорогу. — К тому же, мы с тобой два сапога пара.

— Что ты имеешь ввиду?

— На свадьбе, когда мы танцевали с Лаурой Андреевной, она принялась раздавать мне советы, и мне пришлось ее осадить. Не думаю, что я ей нагрубил. По крайне мере это не было моей целью, но дал понять, что не позволю лезть в наши с тобой отношения.

«Наши с тобой отношения» — именно эта фраза эхом отдаётся в моей голове, именно от неё у меня начинают потеть ладошки, а сердце лихорадочно скакать.

— Надеюсь, что этого на какое-то время хватит, — со смешком кидаю.

Мы вдруг останавливаемся, и я недоумевающе гляжу в окно. Это точно не наш «элитный» дом. Во-первых, мы всего одну улицу проехали, а во-вторых, мы стоим напротив обычной панельной многоэтажки.

— Мы разве не домой?

— Не-а, — загадочно кидает Сева, паркуясь.

Жду подробностей, но Амурский молчит, точно партизан на допросе.

— Куда мы приехали?

— В гости, — коротко отзывается, после чего выходит из машины. Заметив, что я не тороплюсь за ним, машет мне рукой, мол, выходи.

Что он задумал?

Потянувшись к ручке, открываю дверь и выпрыгиваю из джипа. Сева захлопывает за мной дверь, ставит машину на сигнализацию, а затем, взяв меня за руку, тянет к подъезду. Уверенно набирает на домофоне несколько цифр, и ждет пока возьмут трубку. Я за всеми этими манипуляциями наблюдаю с интересом. Такой загадочный…

— Кто там? — слышится женский голос.

— Мам, это Сева, — отвечает Амурский, а я так и застываю истуканом.

Мама? Проклятье! Он привёл меня к своим родителям?

Отступаю на шаг назад, пытаясь вырвать свою ладонь из стального захвата, но куда там… Засранец и бровью не ведёт!

— Севушка, ты? — звучит явно удивленный голос. — Открываю, дорогой!

Раздается неприятный сигнал, означающий, что дверь открыта, и Амурский тянет ее на себя, после чего трубку кладут.

— Ты привёл меня к своим родителям? — возмущенно надув щеки, таращусь на него.

— Ага, — невозмутимо пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного. — Прекрати упираться, Горошек, — обводит меня строгим взглядом, дёргает на себя, поднимает на руки и заносит в подъезд.

— Отпусти! — шикаю, ударяя его по плечам, но Амурский отпускает меня уже в лифте. — Почему ты меня не предупредил?

— Ты бы стала упираться.

— Не стала бы.

Сева вскидывает бровь, мол, серьезно, и я вынуждена признать его правоту.

А вдруг я не понравлюсь его семье? Мой опыт знакомства с родителями довольно печальный. Вы же помните Розу, да? Она не была ко мне враждебно настроена, но всегда относилась так, будто я должна прыгать от счастья, что ее драгоценный Никита обратил на меня внимание.

— Ася, не переживай, — когда раздвигаются двери лифта, говорит этот гад. — Ты обязательно понравишься маме.

— А если нет?

— Исключено, — уверенно отрезает.

Мы не успеваем подойти к двери квартиры, как ее открывает высокая шатенка с теплыми карими глазами и лучезарной улыбкой.

— Севушка! — радостно восклицает. — Ты хоть бы предупредил! — по-доброму журит его, обнимая.

— Прости, мамуль, — целует ее в щеку. — Спонтанно получилось. И что я теперь в собственный дом без предупреждения не могу прийти? Мне уже не рады?

-, Вот балда! Тебе всегда тут рады, ты же знаешь! Ой, — выглянув из плеча Амурского, женщина замечает меня, — ты не один?

— Это Ася — моя девушка, — с гордостью изрекает, а я, клянусь, прям тут на месте готова концы отдать.

Он сказал «моя девушка»? Я не ослышалась?

— Ася, это моя мама — Мария Петровна.

— Можно просто — Маша, — поправляет она Севу.

— Ммм, здравствуйте, — мямлю я, не зная куда себя деть.

Кто так делает, черт возьми? Я ещё даже не согласилась быть его девушкой! Да и предложения такого не поступало…

— Проходите! Не стойте на пороге!

Родители Амурского живут в трёхкомнатной квартире с прекрасным ремонтом. Нет, у них не стоят коллекционные вазы, никакой позолоты и мрамора. Все довольно просто и уютно. Мария Петровна (все же неловко называть ее Маша через две минуты после знакомства) проводит нас на кухню и ставит чайник на плиту.

Ее глаза горят любопытством, но в отличие от моей мамы она умеет держать его в узде.

— А где отец? — интересуется Сева, отодвигая мне стул.

Я присаживаюсь, неестественно ровно держа спину.

— Как всегда, на работе, — недовольно отзывается. — Неделю без выходных вкалывает. Ты бы поговорил с ним, а то совсем себя загонит. Меня