– Возможно, похоть здесь и присутствует, но это слишком грубое слово для моих чувств к тебе.

– В твоих чувствах ко мне вообще не должно быть намека на похоть. – Во мне закипели гнев и боль, я встала, не дав ему договорить. – В конце концов, я была права. Ты намерен использовать меня лишь для удовольствия.

– Что? – Магнус посмотрел на меня: он по-прежнему сидел, согнувшись в кресле, теперь в его глубоком, неистовом взгляде читались боязнь и тревога. – Андромеда, сядь…

– Нет. – В доказательство своей правоты я отступила на шаг.

– Ты потрясена? Что тебя могут желать?

– Я не так красива, как Келела.

Он взглянул на меня как на сумасшедшую.

– Меня это не волнует. Так почему этот вопрос заботит тебя?

– Наверное, я просто… – Я сглотнула ком. Откашлялась. – Меня воспитывали не допускать… влечения… такого рода.

– Но ты испытываешь влечение такого рода, даже если и не допускаешь его?

– Тебе не следует задавать мне подобные вопросы, – ответила я с пылающим лицом.

– Как я уже сказал, это лишь часть моих чувств, к тому же наименее важная. – Магнус слегка усмехнулся. – Может, ты все-таки сядешь, Андромеда? – Он указал на кресло. – Пожалуйста.

Я послушно села. Понимала, что этот разговор не приведет ни к чему хорошему, но все же не пыталась его остановить.

«Спаси меня, Боже. Что я делаю?»

– Магнус, как ты можешь желать меня? – выпалила я, нарушив тишину. От унижения мне хотелось прикусить язык; застрявший в горле всхлип мешал говорить, но Магнус, храни его Господь, покорно ждал, пока я возьму себя в руки. – Как можешь что-то испытывать ко мне после того, как я обошлась с тобой? Я не заслуживаю такого отношения.

Магнус тяжело вздохнул и, откинув волосы назад, сел. Некоторое время он глядел на огонь, а потом посмотрел на меня.

– Ты большая редкость, Андромеда. Настоящий шедевр. Ты заслуживаешь весь мир.

– Но это не так, – возразила я, мотая головой, горло саднило от подступающих слез. – Я не смогла тебе простить всего одну крошечную ошибку.

– Твоя реакция совершенно справедлива. – Магнус потянулся ко мне и взял за руку, я придвинулась ближе, чтобы обхватить его ладонь своими. – Келела помогла мне посмотреть на ситуацию твоими глазами. Я полный негодяй.

– Пойми, мне трудно доверять людям… если я вообще способна кому-то верить. С тобой я сделалась уязвимой. Ты сказал, что хочешь быть со мной, а потом выяснилось, что ты помолвлен. Я почувствовала себя… преданной. И, желая защититься, оттолкнула тебя.

– Прости меня. – Он быстро вскочил с места и встал передо мной на колени. – У тебя такое нежное сердце. Ты имела на это полное право. Мне очень жаль.

– Нет, это мне жаль.

– Мне жальче.

Я усмехнулась, покачав головой.

– Мы сейчас всерьез будем спорить о том, кому из нас жальче?

– Разумеется, – ответил он с улыбкой. – А то ты нас не знаешь. – Я засмеялась, когда он принялся целовать мои руки: сначала тыльную сторону, потом сами ладони. – Простите меня, – прошептал он им, и мне невыносимо захотелось, чтобы он поцеловал меня в губы. Вместо этого он встал, все еще держа меня за руки. – Пожалуй, я поиграю немного. Не желаешь составить мне компанию?

– Ты так и не научился переворачивать страницы? – поддразнила я его.

– Я настолько предсказуем?

– Похоже, без меня ты совсем безнадежен.

– Боюсь, что так.

Я высвободила ладони из его рук, чтобы он не почувствовал, как они дрожат. Магнус вновь одарил меня тем самым взглядом: смесь желания с обожанием, наивысшим уважением и, как всегда, надеждой. Я сделала вид, будто разглядываю танцующие язычки пламени, лишь бы не заплакать.

– Эти глаза в свете камина… – пробормотал он. Я почувствовала на себе его взгляд и, сохраняя невозмутимый вид, села прямо. – Они принадлежат моей госпоже.

Все мои усилия оказались напрасны; я издала короткий смешок и в попытке не расплакаться закусила губу, лицо, даже несмотря на тепло очага, пылало.

– Не шевелись, – попросил он, и я повиновалась. Я сидела неподвижно, сердце колотилось так громко, что он наверняка слышал его стук. И ждала. Неужели он… прикоснется ко мне?

Однако он достал свой альбом для рисования и уселся рядом с моим креслом. Я расплылась в улыбке. Магнус неодобрительно хмыкнул, и я быстро приняла более серьезный вид. При этом внутри меня все улыбалось. Мое сердце. Моя душа. Пальцы впились в колени. Отчасти я боялась, что происходящее означало совсем не то, что мне хотелось бы, но была слишком счастлива полностью это признать.

Я была обыкновенной. Не имела ни семьи, ни наследства.

Но Магнус рисовал меня.

Меня.

Несколько минут прошли в молчании, слышалось только шуршание карандаша и мое собственное дыхание, пока он работал. Краем глаза я замечала, как он смотрел на меня, а потом вновь опускал взгляд к листку, и с каждым разом желание поцеловать его становилось невыносимее.

В конце концов он поставил на рисунке подпись и дату и вручил мне.

Я ахнула.

Девушка на портрете выглядела в точности как я, и в то же время не совсем. Во всяком случае, не так, как я себе представляла свою внешность. Я знала, что в отношении деталей Магнус – художник-реалист: рисовал только то, что считал правдой. Он не сделал меня краше. Передо мной была все та же я – невзрачная, ничем не примечательная, с уродливым шрамом и другими чертами. И все же… в рисунке проглядывала красота, которую я никогда раньше в себе не замечала.

– У меня всегда такой свирепый вид? – спросила я, не зная, что еще сказать. Когда он меня рисовал, я чувствовала себя такой счастливой. Так почему этого не было видно на рисунке?

– Всегда. – Он облокотился на ручку кресла, чтобы проследить за моей мимикой. – Я рад, что в этот раз мне удалось запечатлеть твою душу. Для этого потребовалось немного практики.

Опустив альбом на колени, я взглянула на него.

– Практики?

Мгновение он смотрел на меня не отрываясь, а затем поднял альбом и перелистнул его на предыдущую страницу. Здесь тоже была я – множество изображений. Мой силуэт. Мои руки. Мой профиль. Двадцать, может, больше маленьких, перекрывающих друг друга набросков.

У меня перехватило дыхание. Должно быть, Магнус неправильно истолковал мою реакцию, потому что быстро добавил:

– Наверное, нужно было спросить разрешения. Но я боялся упустить момент.

– А есть еще?

– Да.

– Только в этом альбоме?

Он помедлил, оценивая мое выражение лица.

– Нет, в других тоже.