Шрифт:
Закладка:
Несмотря на свидетельства, что женщины, защищавшие Зимний дворец, «сражались с такой же храбростью, которую выказывали и другие русские женщины на поле битвы» [Abraham 1992: 130], их недоброжелатели по-прежнему твердили о трусости и неподготовленности женщин-добровольцев. Американский социалист Джон Рид, посещавший дворец 24–25 октября, на вопрос о женщинах, находившихся во дворце, получил ответ от штабс-капитана Владимира Арцыбашева: «…они в задних комнатах. Если что-нибудь случится, они там будут в безопасности» [Рид 1957: 85]. Даже в позднейших работах западных историков женщины по-прежнему изображаются в негативном ключе. Один исследователь в книге 1997 года пишет следующее: «После первого залпа “Авроры” у женщин началась истерика и их пришлось запереть в подвале» [Figes 1996: photo caption 61]. Нельзя не задаться вопросом, почему, если женщины так боялись сражаться, они не оставили свои посты сразу, как другие подразделения? Впрочем, вопрос о сдаче был довольно болезненным для самих женщин-солдат, поскольку некоторые из них были готовы сражаться дальше, несмотря на неизбежное поражение. Бочарникова вспоминает, как ее задело, когда одна доброволица из другой роты, встретившись с ней через много лет, заявила: «Если бы была наша рота, мы бы все погибли, но не сдались…» По мнению самой Бочарниковой, начальство приказало сложить оружие, чтобы избежать лишнего кровопролития [Бочарникова 2001:212].
То, что произошло с женщинами далее, также вызывает большие споры. После их сдачи в плен по столице начали распространяться слухи о жестоком обращении с ними: якобы их пытали, насиловали, выбрасывали из окон, убивали [Там же: 205; Иоффе 1925: 7; Buchanan 1923: 208; Рид 1957: 102]. Большинство этих слухов были необоснованными, хотя несколько случаев грубого обращения имели место. Пока женщины ждали решения своей участи во дворце, в комнату ворвалась толпа красногвардейцев, солдат и матросов, желавших получше посмотреть на пресловутых женщин-добровольцев. Затем они вывели женщин из дворца, но по дороге среди солдат и матросов возник спор, кто возьмет за себя ответственность за них. Верх одержали солдаты Павловского полка, которые повели женщин-солдат в свои казармы. По дороге в их адрес выкрикивали оскорбления и грубости, даже наносили удары. Женщин привели в Павловские казармы и заперли в маленькой комнате. «Со смехом и прибаутками нас рассматривают, как зверей в клетке», – вспоминала Бочарникова [Бочарникова 2001:202]. Солдаты сказали женщинам, что всех их офицеров убили, и угрожали им изнасилованиями и расстрелом. Они обзывали их «корниловками» и «врагами революции». Когда угрозы усилились, вмешались двое членов полкового комитета, которые приказали солдатам оставить женщин в покое. Солдаты подчинились, и женщин перевели в казармы сохранявшего нейтралитет Гренадерского полка. Бочарникова сообщает, что солдаты этого полка приняли 137 пленных женщин и обращались с ними уважительно.
Наконец женщин освободили, главным образом благодаря усилиям британской миссии в России. Супруга сэра Джорджа Бьюкенена, британского посла в России, потребовала обеспечить безопасность для женщин-солдат и поручила это британскому военному атташе генералу Альфреду Ноксу. Нокс явился в штаб большевиков в Смольном и потребовал освободить женщин [Buchanan 1923:208; РО РНБ. 1957:39]. Большевики дали согласие, и 26 октября Военно-революционный комитет приказал немедленно отпустить женщин на свободу [Петроградский военнореволюционный комитет 19661:130]. Некоторые женщины, в том числе доброволица С., немедленно рассеялись по городу, раздобыли женскую одежду и на этом закончили свою воинскую службу [Петунина 2000: 2]. Остальные вернулись в лагерь под Левашово в сопровождении конвоя из солдат Гренадерского полка, которые должны были защищать их от возможных домогательств. Хотя женщинам из второй роты сказали, что их офицеров захватили и убили красногвардейцы в Зимнем дворце, командиры роты вернулись несколько дней спустя – почти невредимыми, не считая поручика Верного, которому ушибло ногу.
После возвращения в лагерь военнослужащих второй роты капитан Лоеков собрал доброволиц и объявил, что батальона больше не существует. По мнению капитана Шагала, Лоеков проявил трусость, заявив: «Добровольцы, я не могу вас защитить ни как солдат, ни как женщин! Расходитесь, как можете!» Это вызвало возмущение среди личного состава, и многие отказались покидать ряды батальона. Шагал принял командование над оставшимися доброволицами и объявил: «Те, кто меня знают и верят мне, знают также, что я сумею вас защитить как женщин, а как солдаты вы сами можете за себя постоять» [Шагал 1969: 10; Бочарникова 2001:207–208]. Женщинам было приказано сложить оружие и разойтись, но несколько сотен остались, намереваясь противиться расформированию[53]. Женщины из второй роты, разоруженные в Зимнем дворце, получили винтовки из арсенала. Однако наблюдалась серьезная нехватка боеприпасов.
Поскольку никто толком не знал, что происходит, для выяснения обстановки в окрестностях лагеря и в городе были отправлены разведчики. Они вернулись с известиями, что четыре роты вооруженных красногвардейцев с заводов «Айваз», «Новый Парвиайнен», «Эриксон» и других направляются к лагерю под Левашово, чтобы разоружить и расформировать женский батальон. Узнав о приближении красногвардейцев, поручик Верный отправил нескольких доброволиц на поиск патронов в надежде, что, получив боеприпасы, батальон сможет противостоять нападающим. Красногвардейские переговорщики потребовали, чтобы женщины немедленно сложили оружие. Батальонный командир убедил красногвардейцев воздержаться от каких-либо действий, пытаясь протянуть время до получения боеприпасов. Через два часа красногвардейцы вернулись и, несмотря на просьбы о новой отсрочке, потребовали, чтобы женщины разоружились в течение десяти минут, иначе они откроют огонь. Не имея патронов, женщины были вынуждены капитулировать. Однако они разобрали винтовки и вынули из них затворы, чтобы красногвардейцам не досталось исправное оружие. Переговорщики конфисковали 891 винтовку, 4 пулемета и еще несколько
