[383] Теперь мы подошли к вопросу о том, в каком состоянии находятся психические элементы, когда они пребывают вне связи с сознательным эго? (Эта связь конституирует все то, что может быть названо сознанием.) В соответствии с «бритвой Оккама» – entia praeter necessitatem non sunt multiplicanda (не следует усложнять сущности сверх необходимого) – наиболее осторожный вывод таков: если исключить связь с сознательным эго, ничто не изменяется, когда некий элемент становится бессознательным. По этой причине я отвергаю точку зрения, по которой сиюминутно бессознательные элементы обладают сугубо физиологической природой. Этому нет доказательств, а психология неврозов вдобавок предоставляет убедительные доводы в пользу обратного. Достаточно вспомнить случаи раздвоения личности, automatisme ambulatoire[297] и т. п. Открытия Жане и Фрейда указывают на то, что в бессознательном все продолжает функционировать точно так, как функционирует в сознании. Налицо восприятие, мышление, чувствование, воление, намерение – как если бы присутствовал субъект; в самом деле, нередки случаи – например, упомянутое выше раздвоение личности, – когда второе эго проявляет себя и начинает соперничать с первым. Подобные открытия говорят, казалось бы, о том, что бессознательное фактически является «подсознательным». Но по отдельным фактам – кое-какие из них были известны уже Фрейду – ясно, что состояние бессознательных элементов несколько отличается от сознательного состояния. Например, чувственно заряженные комплексы в бессознательном не изменяются по тому же принципу, по какому они изменяются в сознании. Такие комплексы могут обогащаться ассоциациями, однако они не корректируются, а сохраняются в своей исходной форме, что довольно просто установить благодаря их постоянному и единообразному воздействию на сознательный разум. Сходным образом они приобретают защиту от стороннего вмешательства и принудительный автоматизм, от чего их можно избавить, только переведя в сознание. Последняя процедура справедливо рассматривается как один из важнейших терапевтических факторов. В итоге подобные комплексы – предположительно, пропорционально степени их отчужденности от сознания – вследствие самоусиления архаизируются и мифологизируются, то есть становятся отчасти нуминозными, что явственно отражается в шизофренических диссоциациях. Впрочем, нуминозность лежит полностью за пределами осознанного воления, она ведь вводит субъекта в состояние одержимости, то есть безвольного подчинения.

[384] Эти особенности бессознательного состояния резко контрастируют с поведением комплексов в сознательном разуме. Там они поддаются коррекции, теряют свой автоматизм и могут быть существенно трансформированы. Они лишаются своей мифологической оболочки и, вовлекаясь в адаптационный процесс в сознании, персонализируются и рационализируются до степени, пока не становится возможным диалектическое обсуждение[298]. По всей видимости, бессознательное состояние в конечном счете отличается от сознательного. Пусть на первый взгляд процесс в бессознательном протекает так же, как и в сознании, но с возрастанием диссоциации, как кажется, мы наблюдаем обратное движение к более примитивному (архаически-мифологическому) уровню, приближение по характеру к лежащей в основании процесса инстинктивной схеме поведения, усвоение отличительных качеств, присущих инстинкту (автоматизм, неуправляемость, реакция по принципу «все-или-ничего» и т. д.). Прибегая к аналогии со спектром, можно сравнить понижение уровня бессознательного элемента со смещением в сторону края красной области на цветовой шкале; это сравнение тем более поучительно, что красный, цвет крови, всегда обозначал эмоцию и инстинкт[299].

[385] Следовательно, бессознательное как среда (medium) отличается от сознания. В околосознательных областях мало что меняется, поскольку здесь чередование света и тени слишком стремительно. Но именно эта «ничейная земля» оказывается безусловно ценной для ответа на вопрос о том, равно ли психическое сознанию. Тут наглядно видно, сколь относительным является бессознательное состояние; оно настолько, в сущности, относительно, что велик соблазн обратиться к понятиям вроде «подсознания», чтобы определить более темную область психе. Но сознание столь же относительно, ведь оно охватывает не только сознание как таковое, но весь обширный запас степеней интенсивности сознания. Между фразами «я делаю это» и «я осознанно делаю это» пролегает пропасть различий, причем порой обнаруживаются явные противоречия. Значит, существует сознание, в котором преобладает бессознательное, равно как и сознание, в котором господствует самосознание. Этот парадокс становится вполне очевидным, едва мы уясним, что нет таких сознательных элементов, о которых можно было бы твердо говорить, что они всецело осознаются, поскольку подразумевалась бы немыслимая тотальность сознания, каковая, в свою очередь, предполагала бы столь же немыслимую полноту и совершенство человеческого разума. В итоге мы приходим к парадоксальному выводу: нет такого сознательного элемента, который не был бы хоть в чем-то бессознательным. Быть может, не существует также и бессознательного психического, которое не было бы в то же время сознательным[300]. Последнее предположение доказать труднее, чем первое, поскольку наше эго, единственно способное его подтвердить, есть точка опоры (feststellung) сознания в целом, и оно не состоит с бессознательными элементами в такой связи, которая позволяла бы судить об их природе. Применительно к эго эти элементы, в любых практических целях, можно считать бессознательными, но это не означает, что они не осознаются в каком-то ином отношении, ибо эго может быть осведомлено об одной стороне этих элементов, но не ведать о прочих сторонах, что и ведет к разладу в сознании. Кроме того, для ряда процессов не усматривается никакого отношения к сознательному эго, но эти процессы все равно выглядят «представимыми» или «квази-сознательными». Наконец, в некоторых случаях проявляет себя бессознательное эго и, как мы убедились, второе сознание, хотя это скорее исключения[301].

[386] В области психического принудительный образец поведения уступает место вариациям поведения, обусловленным опытом наряду с волевыми актами, то есть сознательными процессами. Что касается психоидного, рефлекторно-инстинктивного состояния, психическое подразумевает ослабление уз и упорное сокращение степени механистичности в пользу «избирательных» модификаций. Этот отбор осуществляется частично в сознании, а частично вне его рамок, значит, без соотнесения с сознательным эго, иными словами, бессознательно. В последнем случае процесс является «квази-сознательным», как если бы он был «представимым» и осознаваемым.

[387] У нас нет достаточных оснований предполагать, будто второе эго существует внутри каждого индивидуума или будто каждый человек страдает от расщепления личности, а потому следует отказаться от идеи о втором эго-сознании как источнике волевых решений. Но раз удалось доказать вероятность существования высокоорганизованных квази-сознательных процессов в бессознательном (благодаря исследованиям в области психопатологии и психологии сновидений), то мы фактически вынуждены признать – уж не знаю, во зло или во благо, – что бессознательные элементы, пусть они по своему состоянию не тождественны сознательным, кое в чем очень «похожи» на сознательные. В этих обстоятельствах остается лишь предположить наличие какого-то промежуточного состояния между сознанием и бессознательным, условно, приблизительного сознания (approximatives Bewusstsein). Поскольку непосредственно мы воспринимаем лишь отраженное состояние, которое ipso facto[302] становится осознанным