А от меня такой минимум требуется. Не облажаться снова.

— Здравствуй.

Марьям сухо кивает, а сын прячется за её ногой. Прижимается к внутренней части колена, едва выглядывает.

Я медленно присаживаюсь, хотя тянет рухнуть вниз. Упасть и притянуть ребёнка к себе. Рассмотреть.

Это всё ещё…

Очень нереально. Это какой-то кошмар, смешанный с лучшим сном. Осознаю словно рывками.

Я не могу иметь детей. У меня есть сын. И сейчас Мара бы точно не стала лгать. Она хочет избавиться от меня, а не впускать в жизнь. Поэтому…

— Привет.

Я хриплю. Голосовые связки не сводит, их перерезает к черту.

Я не спал, столько всего думал, а в голове… Пусто по итогу. Ноль идей, как разговор завязать.

Кирилл чуть выглядывает. Быстро осматривает меня, а после снова прячется.

— Дядя хватал.

Хмуро напоминает малыш, чуть выглядывает. Запрокидывает голову, а после на меня смотрит.

Маме вопрос адресует, мне — претензию.

— Дядя неудачно пошутил, — вздыхает Мара, сжалившись надо мной. — Это… Мой друг. Он сегодня с нами погуляет, хорошо? Мы это обсуждали, помнишь?

— Но машинки мои.

Хмурится, а я… Черт, у меня реально сердце сейчас встанет. Кирилл на меня смотрит с моим же выражением лица!

Хмуростью, сосредоточенностью. Прищуром тёмных глаз и лёгкой заинтересованностью.

Моя, чтоб его, копия.

Не чертами лица или цветом волос. Но мимика…

В груди ноет. Болит так сильно, что выть хочется. Сколько я всего пропустил. Но вместо этого…

Я улыбаюсь.

— Я не претендую на машинки, — заверяю его. — Я только посмотрю, как ты катаешься, хорошо? Быстро, наверное?

— Да! — гордо заявляет. — Бысто, а щё так — фух. И мама мото овесяла. И…

Я зависаю. Половину из сказанного я совершенно не понимаю. Кирилл лепечет что-то, а я не понимаю. Совершенно.

Как иностранный язык, который мне только предстоит изучить.

Чувствую себя потерянным и никчёмным. Потому что сын мне рассказывает что-то, а я даже не могу вникнуть.

Только киваю, улыбка намертво приклеивается к моему лицу. Я не слушаю, я — смотрю.

Как Кирилл размахивает руками, отходя от матери. Начинает больше доверять, рассказывая что-то увлечённо.

Его ореховые глазки блестят от восторга. Сын трёт опухшую губу, указывает на неё, что-то объясняет.

Сын.

Перекатываю это на языке, в голове вбиваю. Самые прекрасные три буквы в мире.

— Машинки!

Кирилл вдруг срывается в сторону. Хочу его перехватить. Он ведь кроха совсем. Может пораниться, упасть.

Но Мара оказывается быстрее. Легко подхватывает сына на руки, смеётся вместе с ним. Она идеально разбирает всё сказанное им.

Я иду за ними. Чувствую себя подлецом, врывающимся в чужую идиллию. Но не в силах остаться в стороне.

Сын крутится возле детских машинок, пытаясь выбрать одну из них. Лукаво на мать смотрит, указывая на мотоцикл. Но Мара категорична.

Поэтому сын останавливается на чёрной машинке, сделанной под джип. Я тянусь к карману за деньгами.

Мой максимум сейчас — роль кошелька.

И я готов на это. Платить, покупать. Всё, что нужно. Просто… Чтобы хоть ненамного соприкоснуться. Почувствовать себя значимым. Полезным стать для собственного сына.

— Я сам!

Гордо вскрикивает, но после к маме разворачивается. Я тоже смотрю на Мару. Это я хоть могу сделать?

Девушка сомневается. Её лицо искажается, словно в гримасе боли. Я вижу, как она борется сама с собой.

Удушающую вину чувствую. За то, что изначально Марьям в такое положение поставил.

— Хорошо, — со скрипом соглашается девушка. — Можешь взять у дяди деньги.

Я протягиваю купюру малому. Он выхватывает, поблагодарив. Уносится платить за развлечение.

Мара тоже отходит. Удивлённо вижу, как она забирает пульт управления у мужчины. А после… Едва за мной не прячется, управляя машинкой.

— Что? — фыркает на мой взгляд. — Я не позволю сыну вот так вот рулить и куда-то въехать. Это опасно.

— Сказала та, которая на картинге рассекала.

Автоматом всё внутри вздрагивает. Как заученный рефлекс, стоит вспомнить, как Марьям рассекала на корте.

Гнала, как сумасшедшая. Любила скорость. А меня скручивало каждый раз, стоило подумать, что она не справится с управлением и врежется куда-то. Пострадает.

А жена наслаждалась. И глаза горели.

Как сейчас горят у Кирилла.

Мальчик не замечает обмана, увлечённо рулит, а Марьям подстраивается под него. Ловко управляется со всеми задачами одновременно.

— Спасибо тебе, — вырывается легко.

— А? — девушка кажется немного удивлённой. — За что именно?

— За всё. Что была с ним. Не послушала меня, не сделала…

— Я не для тебя растила! Я бы предпочла, чтобы ты вообще об этом не знал! Мне твоей благодарности не нужно.

— Я понимаю. Но всё равно благодарен. Ты не представляешь, как сильно. Я никогда не искуплю своей вины, но… Хотя бы попытаюсь.

Марьям на это заявление фыркает. Она не хочет моего искупления, я знаю. Но… Как минимум я обязан постараться.

Не только ради сына. Ради неё тоже.

Ради девушки, которую я обидел, причинил ей боль. А она… Справилась. Неимоверно прекрасно справилась со всем.

— Если вам что-то нужно… — предпринимаю новую попытку.

— Мы обойдёмся без твоих денег, Дубинин! Я достаточно зарабатываю и могу обеспечить своего сына.

— Я не сомневаюсь. С работой решилось?

— Да.

Я вздыхаю. Разговор не клеится, но это ожидаемо. После всего, что случилось. В чём мы друг друга подозревали…

Мой грех, конечно, страшнее. Мара лишь разумно предположила, что я мог бы её подставить на работе.

Хотя я бы так не поступил. Не стал через начальника принуждать. И рад, что у девушки теперь всё наладилось.

Лучше не уточнять, что её несколько новых клиентов — мои знакомые через несколько рукопожатий.

Но… Назовём это компенсацией за причинённые неудобства.

— Но как же алименты? — захожу с другой стороны. — Ты же юрист, Мара. Знаешь, что можешь их потребовать. И я хочу участвовать в жизни сына. Мар…

— Марь-ям, — произносит она медленно. — Ещё раз, если запоминаешь плохо, Дубинин. Марьям. Не Мара, Мар, Мари. Можешь Машей звать, разрешаю.

— Как твой муж?

— И как десяток других людей. Мне всё равно, правда. Просто… Прекрати делать вид, что мы все ещё близки. Мара — было для тебя, как для близкого. Теперь ты чужой. Вот и не стоит пересекать эту черту.

Она чеканит зло и рассерженно. Светлые глаза огнём пылают. Угрожают меня сжечь быстро, но болезненно.

Её рыжие волосы треплет ветер, добавляя ещё больше воинственности в образ. А я… Люблюсь.

Впервые позволяю себе это без привкуса пепла. Без мыслей, что Марьям предала меня.

По-другому смотрю. Рассматриваю. Изменилась? Ни капли. Всё такая же. С острым