— Ну да, я раздеваюсь за деньги — это что, преступление?

Хотелось расстегнуть воротник рубашки — он буквально душил, лицо наливалось кровью.

— Могу я задать вам пару вопросов? Меня интересует Дикки Дарк.

Хульета и бровью не повела, смотрела с прежним выражением.

— От Марты Мэй мне известно, что у вас были проблемы с одним парнем — видимо, с отцом вашего…

— Я с кем попало не сплю. Стриптиз работают не одни только шлюхи, чтоб вы знали.

Уок огляделся, почти надеясь, что сейчас к нему выйдет резервная копия Хульеты Фуэнтес.

— Простите. Я только… я хотел узнать про Дикки Дарка.

— Он этого не делал.

— Чего — этого?

— Ничего, в чем вы его подозреваете.

— Это у вас вроде корпоративной этики — босса выгораживать?

Хульета плотнее запахнула халат на груди, приоткрыла дверь, стала прислушиваться.

— Заспался мой мальчик… Ложится поздно, в этом все дело.

— Совсем как его мама.

Первый намек на улыбку.

— Дикки Дарк — он крупный, потому о нем и думают: ишь, громила, бандит… Только это неправда. Дикки собой владеть умеет. Нет, он, конечно, не рохля; сама убедилась. Пристал ко мне однажды какой-то кобель, лапы распустил — а Дикки его хвать прямо за горло, да и поднял. Тот дрыгается — до полу-то не достать; хрипит. Прямо как в кино.

— И это, конечно, вовсе не признак агрессивности.

Хульета вдруг толкнула Уока в плечо — сугубо по-латиноамерикански.

— Рассуждаете как тупорылый коп!

— А как мне рассуждать?

Она задумалась.

— Влезьте в шкуру отца, который заботится о своей дочери.

— Это в смысле, Дарк вам был как отец?

Хульета вздохнула — что, дескать, возьмешь с него, с тупорылого?

— Он никогда не смотрел, как мы танцуем. Не домогался нас, орального секса не требовал. Думаете, все владельцы клубов такие? Далеко не все, можете мне поверить! У кого из нас проблемы — деньги, к примеру, нужны, — всегда, бывало, выручит. Хоть всех девушек допросите, которые в «Восьмерке» работали — ни одна слова дурного не скажет про Дикки Дарка.

— А с отцом вашего ребенка тоже Дарк дело уладил?

Хульета промолчала, но все, что ему надо было знать, Уок прочел по ее глазам.

— Больше вам ничего не известно? Я спрашиваю, потому что у Дарка, похоже, проблемы.

— Какие еще проблемы?

— Им интересовались двое подозрительных типов. Один носит очки и бороду.

Сразу было видно, что Хульете эти двое тоже встречались.

— Прошу вас, не отказывайтесь…

— Я их знаю. Они каждый месяц приезжали — каждую вторую пятницу. Получали толстый конверт. Обычное дело — со всех клубов, где я работала, дань собирают.

— И Дарк им всегда платил, верно?

Она усмехнулась.

— Попробовал бы он не заплатить! С такими шутки плохи. Все равно свое вытрясут. Дикки это было известно.

— Да, но сам факт, что они сейчас его ищут, в изменившихся обстоятельствах…

— Вы про пожар? Господи, им дела нет, что «Восьмерка» сгорела. Не их проблема. Им деньги вынь да положь.

— Но взять-то неоткуда.

На мгновение в темных глазах мелькнула тревога.

— Дикки надо скрыться.

— А по-моему, он сумеет за себя постоять.

— Вы его не знаете. Это с виду он такой, а на самом деле…

— Вот с этого места поподробнее.

— Работала у нас одна танцовщица, Изабелла; она-то как раз была шлюхой. Смекнула, что у Дарка денежки водятся, да и подкатила к нему. А он ей знаете что ответил? Мне, говорит, этого не нужно, вот.

— А почему, не объяснил?

— Сказал, что как женщину ее не воспринимает. Что у него есть кое-кто. Может, и так, только мы эту его подружку никогда не видели.

— Значит, подружка была… Больше ничего не вспомните? Любая подробность, которая вам кажется пустяком…

— Господи, до чего ж вы, копы, настырные!

— Прошу вас, подумайте хорошенько. Ваши показания очень важны.

— Для того чтобы прищучить Дикки Дарка, они не годятся. Я вам одно скажу: он о нас заботился. Особенно обо мне и еще об одной девушке.

— Почему?

— Потому что у нас дети. Дикки нас оберегал и жалел. Однажды я на работу не явилась, так он сам примчался — ага, прямо сюда. Увидел, какое у меня лицо, стал спрашивать — что да как…

— Ко второй девушке он был столь же внимателен?

— К Лайле-то? Конечно. В «Шесть флагов»[34] ее с ребенком возил — даже мне завидно стало. Нет, Дикки Дарк — хороший человек, честный.

— Мне бы поговорить с этой Лайлой…

— Не получится. Уехала она, на запад куда-то. Вместе с девочкой.

— Значит, у нее дочь?

— И какая хорошенькая! Лайла фотку держала в гримерке, на туалетном столике.

Из квартиры послышалась возня, затем детский голосок позвал: «Мама!»

— У вас всё?

— Всё.

— Тогда удачной охоты.

* * *

Дорога к Дарку заняла целый час. Уок, пока ехал, успел позвонить Марте. Узнал кое-что. Макс Кортинес, отставной Хульетин дружок, пару месяцев назад был избит до полусмерти на задворках одного биттеруотерского бара. По просьбе Уока Марта вслух зачитала медицинское заключение.

Макса Кортинеса били ногами; буквально топтали ботинками нестандартно большого размера. Во рту у бедняги уцелел один-единственный зуб, однако биттеруотерская полиция дело не завела — не того полета птица этот Макс Кортинес, чтобы время на него тратить. Уок ему звонил несколько раз — всё без толку; наконец пробился, но был послан по небезызвестному адресу.

И вот он катит на встречу с Дикки Дарком, ловит собственное отражение в зеркале заднего вида. Борода еще чуть отросла, щеки еще малость ввалились. Устойчивое, хоть и медленное скольжение в необратимость. Организм предал Уока, но главное — Уок теперь не моргнув глазом ломает принципы, на которых сам же свою жизнь и выстроил. И кончится вее плохо — нечего на этот счет обольщаться.

Элитный поселок «Поднебесные кедры»: нежизнеспособная стильность недостроенных коттеджей; навязанный пафос «грамотной работы с пространством»; сторожка свеженькой кирпичной кладки; бутафорский с виду лес, у которого это самое пространство отвоевано, — все свидетельствует об изрядных капиталовложениях.