В такси я позвонила Наташе и обозначила ей четкую инструкцию к томящимся в ожидании малиновым пирожным с запиской – скорее забрать, отвезти, передать, поблагодарить. И обязательно позаботиться о собаке Белле, до сих пор находящейся на попечении старушки Нины Ивановны.

Записка содержала мало слов, но много признательности: «С огромной благодарностью угощаю вас «малиновым курьезом». Лимонные печенья вкусны, но разнообразие всегда добавляет остроты в жизнь. С уважением, Татьяна Иванова».

Одинокое пребывание в купе действовало вдохновляюще. Жаль, что голова никак не могла выкинуть невидимых тверских попутчиков.

На душе было тяжко и непривычно. Я десятки раз прошлась по коридору вагона, выпила пять кружек чая, посмотрела фильмы нулевых (тогда киноиндустрия кишела легкими романтическими комедиями, благотворно влияющими на поднятие настроения и духа), но груз в районе груди не покидал тело, а скорее крепче закреплялся с каждым пройденным поездом километром. Чувство, похожее на прочное убеждение, что забыто что-то. Неужели так и есть?

Я проверила все карманы чемодана, но не нашла пропажи: мыльные принадлежности, разноплановая одежда, обувь, зарядка для ноутбука, кости в мешочке, пистолет Макарова с разрешением – все было на месте.

Я впилась взглядом в галерею фотографий на телефоне, докрутив до начала прошлой недели. Вот последние фотки Ленки с детьми за готовкой пирогов. Цветы с ее клумбы. А вот серия фотографий из Твери: номер в отеле; первый завтрак в ресторане из воздушного омлета с вялеными томатами и оладьями со сгущенкой; вид на реку Тьмаку из комнаты гостиницы; светлый стол кафе «Леденец», захвативший бережные руки бармена с чашкой кофе; курящая в «вишенке» Соня; ноутбук, завешанный аппаратурой (наигралась в шпионов на полгода вперед); Наташа, сосредоточенно держащая руль своего безупречного «Форда»; болонка, ластящаяся к ногам старушки; бигль, одиноко грызущий сухарик; шикарная обстановка в доме Вороховых (хотела показать Ленке, она любительница подобного пышного интерьера); раскореженный сейф и пятна крови, впитавшиеся в пол коридора; тихий берег реки Тверцы; здание общежития; кот Сеня, спящий во флисовом пледе; желтые цветы в вазе на столике Сониной кухни; синий седан; несколько селфи с Прониной перед походом в клуб «Союз» (вот что я забыла – рыжий лисий парик); коктейль с сиреневым цветочком (интересно, куда делась бутылка дорогого шампанского?); Соня, поющая в швабру в полуразрушенной квартире; стройные яблони с дачи Прониных; поля, монастыри, коровы по пути в Кашин; статьи с фотографиями Леонида Никулина; красная окровавленная куртка в грязи; догоревший камин дома Вороховых; пьяное, но веселое селфи меня с Прониной и Осой; роскошно одетая, улыбающаяся Наташа на веранде ресторана; «малиновый курьез» и загадочное лицо Антона; железная дверь тверского следственного изолятора; торт «Москва» с оставшимися в названии тремя буквами – о, с, а; танцующие в обнимку Соня и Кирилл; сонное и помятое лицо Антона на подушке; мои ноги в кроссовках на 3-й платформе вокзала; стакан дымящего чая в жестяном подстаканнике на столе в пустом купе. Последнее фото сделано пятнадцать минут назад.

Я допила оставшиеся холодные капли чая.

«Полсотни фотографий, чуть больше недели, почти двести часов – одно закрытое дело. Достойное соотношение?» – прикидывала я в уме.

За окном уже смеркалось, очертания пейзажа расплывались перед глазами, действуя раздражающе. Драматично свалившись на разобранную койку, я уткнула лицо в подушку, продолжая перебирать в голове список вещей в чемодане и сумке. Складной стол загудел, звонила Пронина.

– Уже соскучилась? – шутливо начала я разговор, приняв сидячую позу.

– Типа. Хотела рассказать о новостях сегодняшнего дня, – голос Сони был уставшим.

– Внимаю.

Вытянув ноги вдоль койки, я прислушалась к говорившей.

– Я общалась со Светланой Вороховой несколько часов назад. Она выписалась из больницы и добилась кратковременной встречи с мужем. О преступлении Николая Светлана узнала из моих уст. Изъявила желание встретиться со мной и после свидания с заключенным. Я ожидала злобы от нее, угроз и оскорблений, но как бы не так. Тань, она плакала у меня на плече… – Пронина горько выдохнула. – И на удивление быстро поверила следствию, в особенности услышав твое имя. Сказала, что муж наговорил много противоречащих слов – твердил, что не виноват, – но она слишком давно знает Николая и поняла, что тот обманывает. Призналась, что и об измене двадцать лет назад подозревала. Боялась сокрушительной потери, потому что знала, что простить не сможет. И его плохое отношение к Ире видела и не понимала, но закрывала глаза. После смерти Ветровой почуяла перемены в муже, закрылась от него, чаще стала по больницам ездить, самочувствие упало ниже плинтуса. Но сейчас ей стало легче. Все встало на место, подтвердились самые страшные опасения. Сейчас она верит, что сможет оправиться от потрясений и посвятить себя внуку. Вот как-то так…

– Да уж, Никуся, шах и мат… – пробурчала я под нос, но Соня не расслышала из-под шума колес. – Я очень надеюсь, что она еще будет счастлива. Хоть и кратко.

– Я слышала, что рассеянный склероз, по словам некоторых ученых, часто возникает на фоне внутренних переживаний, иначе говоря, нервозности и тревожности. Моя одноклассница болела тем же… Возможно, источник проблем в виде Николая, заключенный под стражу, спасет ее от мучений.

– Или добавит новых… – удрученно резюмировала я.

В трубке послышался тяжелый выдох.

– Сколько тебе еще ехать? – отвлеченно спросила Соня, сменив печальную тему.

Я и Пронина проболтали по телефону не меньше сорока минут. Не знаю, что на меня нашло, но от скуки я рассказала давно забытые истории с работы, о некоторых запоминающихся в жизни любовниках и не умолчала про тверского бармена. Соня в ответ заливалась смехом, местами злилась (когда речь заходила о несносных ухажерах и злостных преступниках) и восторгалась моей незыблемой смелостью, мечтая дорасти в Твери до подобного уровня известности.

– Я и представить не могу, что через пару лет тверичи станут обращаться за помощью ко мне напрямую.

– Почему нет? – удивилась я. – У тебя все шансы заняться частной детективной практикой. Наберешься опыта – и в путь.

– Не знаю. Мне кажется правильным протягивать руку каждому нуждающемуся, а не только обеспеченному нужной суммой денег. Потому у граждан и нет веры в полицию и прочие государственные органы. Они считают, что все прогнили, поэтому всучают деньги частникам.

– Опыт в Твери именно это и показал.

– Но это же неправда! – голос Сони дрогнул. – На службе есть верные закону люди. Я мечтаю, чтобы таких стало как можно больше, поэтому я буду тянуть лямку и дальше.

– Мне в свое время не хватило твоей силы… – задумалась я, глядя в темноту окна. – Да и форма мне совершенно не шла.

– Бросить службу из-за этого? – рассмеялась Соня. – На тебя это похоже.

– Ну а что? Мрачно и скучно.

Прошло еще около десяти минут, перед тем как я окончательно повесила трубку.