которые могли быть одомашнены, кроме лошади, не жили в степях. Мы можем только гадать о том, загоняли ли лошадей и оленей в стада. Такая стратегия позволила бы иметь свежее мясо поблизости в течение всего года, однако такое поведение трудно определить, опираясь на археологические данные, особенно если учесть, что эти животные не отличались от своих диких сородичей. Впрочем, есть один претендент на роль раннего одомашненного животного, о котором я упоминал в предыдущей главе, — собака.

В главе 6 мы говорили о том, что волк стал главным плотоядным животным открытых ландшафтов Евразии, способным преследовать жертву на дальних расстояниях. Единственным охотником, который мог бы бросить ему вызов в этой местности, был человек. Схожие задачи охоты на пастбищных животных в безлесных ландшафтах привели у очень разных животных к аналогичным результатам. Анатомия и поведение сделали этих неродственных млекопитающих суперхищниками степной тундры. Люди и волки превратились в выносливых бегунов, которые охотились стаями, и рано или поздно им пришлось бы встретиться[383]. Конкуренция была одним из возможных последствий, взаимное сотрудничество, своего рода симбиоз, — другим. На этих равнинах мир волков и людей стал одним целым[384].

Никто не знает, когда волки были впервые одомашнены. Первое бесспорное свидетельство о собаках было найдено на стоянке Елисеевичи I в бассейне реки Днепр, в степях современной Украины[385]. Здесь были обнаружены два черепа собак, похожих на сибирских хаски, а также останки шерстистого мамонта, песца и оленя, возраст которых оценивается в 17–13 тысяч лет. Хотя эти видоизменившиеся волки жили значительно позднее, чем граветтийцы 30-тысячелетней давности, они явно находились в сходном экологическом контексте. Если их черепа имеют признаки явного видоизменения, это означает, что превращение волка в собаку началось здесь задолго до того, как позднее 10 тысяч лет назад люди освоили животноводство, следовательно, собака была первым животным, одомашненным предками.

Я подозреваю, что близкие отношения между волками и предками зародились в тундростепи, и вероятно, то были люди граветтской культуры и их современники. Поскольку первые прирученные волки выглядели точно так же, как их дикие родственники, едва ли есть шанс найти след по окаменелостям. Могут ли гены рассказать нам что-нибудь? Могут. Исследование митохондриальной ДНК 162 волков из 27 различных местностей, а также 140 домашних собак 67 пород привело нас к удивительному выводу о том, что самые ранние собаки могли появиться еще 135 тысяч лет назад[386]. Если это верно, то собаки возникли еще во времена неандертальцев. Но даже если датировка ошибочна, она в любом случае поддерживает идею раннего одомашнивания во время ледниковых периодов. Собака стала незаменимым партнером человека, а ее социальное поведение позволяло сформировать тесную связь с людьми. Затем собака стала первым живым орудием и охотничьим оружием, которое люди использовали[387], что, безусловно, было поведенческой вехой за тысячи лет до начала животноводства и сельского хозяйства. Возможно, собак также использовали для защиты деревень от других хищников, в том числе людей.

Встречи с другими группами людей не обязательно были враждебными. Находки, связанные с граветтийцами и их современниками, позволяют предположить, что важную роль в их жизни могла играть торговля[388]. Имеются убедительные доказательства, что на большие расстояния переносили камни, ракушки и другие материалы из отдаленных источников. Это мог быть обмен. Подобная система торговых связей могла сглаживать риски, связанные с непредсказуемостью продовольственного обеспечения, и особенно хорошо функционировать в практически безбарьерном ландшафте равнин. Мы наблюдаем истоки открытых экономических систем, которые выходят за рамки потребностей местных групп. Подобно системам управления торговлей и связанными с ними рисками у аборигенов австралийских равнин[389], эти сети могли функционировать наподобие кланов, где имели место альянсы, существовавшие на больших расстояниях и в течение продолжительных периодов. Не все излишки должны были сохраняться про запас: некоторые могли становиться частью торговых сетей. Искусство и украшения могли служить знаками принадлежности людей, а переносное искусство, вероятно, также служило валютой в торговых сделках. Неудивительно, что производство статуэток в таких местах, как Дольни-Вестонице (см. главу 8), достигало промышленных масштабов.

Благодаря некоторым или сразу всем стратегиям использования дикой тундростепи, предки распространялись по всему ландшафту. Все эти стратегии были явными признаками поведения, с которым мы, несомненно, отождествили бы себя. Они достигли Европы на западе, но также распространились и на восток, к северу от горных барьеров Гималаев и прилегающих горных цепей, по всей Сибири и к северу, в сторону Арктики, где оказались уже 36 тысяч лет назад[390]. Как и в Европе, это могли быть первые набеги, предшествовавшие большому продвижению. Если верить скорости распространения, которую мы рассчитали в начале этой главы, предки, вышедшие из Центральной Азии около 30 тысяч лет назад, должны были быть в районе озера Байкал вскоре после этого (30–29 тысяч лет назад), а в регионе Берингова пролива (в районе ушедшей под воду Берингии) — 28 тысяч лет назад. По сути, именно это мы и наблюдаем, и генетические данные показывают, что эти люди имели общее происхождение с предками граветтийцев[391].

Самые первые набеги на восток могли быть похожи по характеру на прибытие в Европу до граветтской культуры, и, вероятно, эти люди сохранили архаичные особенности телосложения, подобно людям, найденным в Румынии и Чешской Республике (см. главу 6). Из немногих доступных нам примеров лучшим является человек из пещеры Тяньюань в Китае, найденный в 2003 году. Его возраст оценивается в 34–35 тысяч лет[392]. Похоже, эти ранние останки одновременно европейского и азиатского человека, жившего ранее 30 тысяч лет назад, сохранили следы архаичных особенностей, которые истолковывались как свидетельство того, что предки скрещивались с архаичными людьми (например, неандертальцами) по мере их распространения. Все эти окаменелости найдены в пределах пояса средней широты, где местность была холмистой и гористой, что подсказывает мне, что эти люди были первопроходцами из Индии, еще не освоили безлесные ландшафты и придерживались окраинных местообитаний. Возможно, они скрещивались с людьми, которых встречали, однако архаичные особенности можно объяснить и иначе. Эти люди принадлежали к северной ветви более коренастых предков, которые направились в Юго-Восточную Азию и Австралию и еще не утратили всех этих черт. Именно из такой популяции где-то между Европой и Китаем вышли изящные люди равнин[393].

Если мы ненадолго оставим жителей тундростепи и вернемся к югу от Гималаев, то обнаружим, что другие ветви генеалогического древа предков, которые распространялись на восток в направлении Ниах и Австралии (см. главу 4), продвигались на север, вглубь Китая, вдоль рек,