Шрифт:
Закладка:
— Как близко вы к лекарству от эпидемии?
— Вопрос, который волнует всех нас, — кивает Дра’илл. — Но в таком щепетильном деле делать опрометчивые заявления — крайне неразумно.
— Там умирают люди, — указываю рукой на дверь. — И ваши люди тоже. Мне нужно знать, что им говорить. Мне нужно знать, как им всем помочь.
— Что ж, полагаю, не ошибусь, если скажу, что мы уже близко к созданию вакцины, — все же выдает Дра’илл, — извольте убедиться.
Я помню алхимическое оборудование в лаборатории Кела, так вот здесь его намного больше — несколько плотно сдвинутых столов буквально заставлены емкостями самых разнообразных форм. И все они соединяются друг с другом, взаимодействуют. По ним, как по венам и органам неведомого магического существа, бегут разноцветные жидкости, что-то пульсирует, кипит, исторгает из себя густой не то пар, не то дым. Все это живет. И над всем этим корпят несколько человек в свободных балахонах. Кто-то из них в такой же маске, как и я. Кто-то с открытым лицом.
А еще на полках на стенах и под потолком — огромное количество всевозможных алхимических ингредиентов в стройных рядах одинаковых по форме склянках, на каждой из которых приклеена собственная надпись. Что там написано — разобрать не могу. Это даже не халларнский, а какой-то иной язык.
Но, главное, это стол у противоположной от двери стены, где лежит тело мужчины. Его замечаю не сразу, потому что света здесь, как это ни странно, совсем немного — и стол с телом тонет в размытых тенях.
И именно к телу ведет меня Дра’илл.
Это не северянин, сомнений в этом нет.
— Этот человек сделает для всех нас большое дело, — говорит Дра’илл. — Он вызвался добровольцем, когда понял, что заразился, как и многие его товарищи. Мы как раз искали, на ком бы опробовать новую вакцину — и он стал первым.
— Он жив?
Вообще говорят, человек выглядит скорее мертвым — слишком бледный, с синюшными губами. Хотя при таком освещении я могу и ошибаться.
Почему они довольствуются всего несколькими тусклыми светильниками? Разве сложные исследования не нуждаются в ярком свете?
— О да, жив, — позволяет себе улыбку Дра’илл. — Полагаю, нам удалось нейтрализовать недуг. С момента, как подопытный принял вакцину, его состояние нисколько не ухудшилось.
— И давно он ее принял?
— Чуть более суток назад.
Насколько я знаю, этого времени вполне достаточно, чтобы заразившийся если не умер, то уже мучался жестоким кашлем.
Протягиваю руку, чтобы коснуться лба человека, но Дра’илл перехватывает мое движение.
— Прошу, не стоит его касаться, — говорит поспешно. — Мы все еще не знаем, как передается зараза, а излечение этого человека еще не завершено.
— Не знаете, как передается?
Я, конечно, глупая дикарка, которая ничего не знает о высоких материях и технологиях захватчиков, но разве не должно сначала понять причину недуга, чтобы его победить?
— Не в полной мере, но сейчас в этом и нет необходимости. Для начала мы должны побороть симптомы, чтобы потом, в более спокойной обстановке, искать причины.
— Причины болезни в Тени, — говорю то, что, вообще-то, ожидала услышать от лекаря. — Кто-то или что-то занесло в Лесную Гавань осколок того мира, где чернокнижники Великой Империи черпают свои силы. Среди ваших людей, уважаемый Дра’илл, есть хоть один, знакомый с Тенью?
Халларн смотрит на меня так, будто я только что сплясала на его самой больной мозоли — с недоумением и обидой. Точно не я, а он пришел ко мне с лучшими побуждениями, а я только что плюнула ему в лицо.
— Тень? Причем здесь Тень? — хмурится он. — Госпожа, при всем моем к вам уважении, мы знаем свое дело и не нужда… — он обрывает себя. — Мы находимся на верном пути. Не пройдет и трех дней, поверьте, и вы собственными ушами услышите о добрых новостях. Тень не заразна и не может влиять на живые создания нашего мира.
— Расскажите об этом одержимым.
Кажется, этими словами я окончательно лишаюсь его явно выстраданного самообладания. Черты лица Дра’илла заостряются, глаза заливает надменный холод.
— Одержимые, госпожа, — совершенно иной случай.
Жду, что он продолжит объяснение, но этого не происходит. Старый халларн просто молчит, давая мне понять, что разумения северной девчонки абсолютно недостаточно для понимания доступных ему истин.
Когда человек на столе вздрагивает, делает глубокий вздох, а затем заходится в лающем оглушительном кашле, просто отхожу в сторону.
За все эти дни они не сделали вообще ничего, не приблизились к разгадке мора ни на шаг.
Руки и ноги человека на столе начинают конвульсивно биться. Его пытаются удержать, пытаются что-то влить в раззявленный рот.
Разворачиваюсь и ухожу. Уже на улице стаскиваю с лица маску и бросаю ее под ноги. Прохладный морозный воздух заполняет легкие. Прикрываю глаза. Магн’нус был прав, северным шаманам нечего делать среди просвещенных и умудренных опытом лекарей Империи. У них не найдется общих разговоров.
«Не раскисать, не опускать руки».
Как бы ни повернулась судьба, я, даже если вскоре предстану перед вопрошающими взорами Предков, буду точно знать, что сделала все, на что была способна, чтобы спасти свой народ. А забиваться в угол и плакать от слабости и несправедливости смогу когда-нибудь потом, когда никто не увидит и когда от меня больше ничего не будет зависеть.
А пока мне нужно написать послания соседним кланам. Нужно рассказать им, чтобы с опаской пускали к себе чужаков. Или… Боги! Не пускали их вовсе. Не верю, что считаю это решение верным. И как на его фоне просить о помощи, учитывая, что на Белую ярмарку и без того собралось большое количество народа?
И все же я прошу о помощи. Прошу, понимая, что Магн’нус прав хотя бы в том, что соседи могут не успеть. Но если есть хотя бы небольшой шанс побороть мор с помощью чужих шаманов, я этим шансом воспользуюсь. Не обманывая и не зазывая в слепую ловушку, кратко, но излагаю все, как есть на самом деле. Если кто-то и придет в Лесную Гавань, он должен полностью осознавать, чем рискует.
Воронов выпускаю под самое утро, когда рассветает.
— Хёдд, — Магн’нус подходит тихо, отчего я вздрагиваю, потому что ненадолго забылась, наблюдая за тем, как большие черные птицы одна за другой поднимаются в небеса.
Поворачиваюсь на голос.
— Что ты наговорила Дра’иллу?
— Тебе пересказать всю нашу беседу?
— Нет, лишь ту ее часть, где ты говорила о Тени. Ты действительно о ней упомянула?
Голос мужа звучит ровно и почти безэмоционально — и оттого еще более странно,
