Шрифт:
Закладка:
Очень хотелось сказать ей:
— Бу! — и посмотреть, как она описается от ужаса.
Такое славное боевое настроение было сбито на взлете, когда в кафе вальяжной походкой от бедра вошла Алла. Элегантная, как британская герцогиня, вся в строгом темно-сером и с бриллиантами на пальцах и в ушах, она прошла к моему столику под восхищенными взглядами невольных свидетелей. Судя по их виду, они планировали пересказывать этот момент своим внукам и правнукам. Еще бы: когда в нашем городе еще такое шоу будет!
Женские бои без правил! Драки в грязи! Таскание за волосы!
Но она всего лишь присела на стул напротив меня, закинула ногу за ногу и сняла темные очки, придирчиво изучая меня сощуренными глазами.
Она не была такой нервной и сумасшедшей, как описывал Богдан.
Она была спокойной. Уверенной в себе. Уравновешенной.
От этого было еще страшнее.
— Не бойся. Я не собираюсь тебе угрожать, — сказала она, помахивая очками. — И не собираюсь вредить. Просто хочу предупредить, чтобы ты не тратила время на глупые надежды. Развода не будет.
— Это ты так решила? — Я откинулась на стуле, крепко обнимая пальцами чашку, чтобы не было заметно, как они дрожат.
— Мы вместе решим. Завтра мы с Богданом поговорим, и все будет как прежде.
— Он не станет с тобой разговаривать.
— Станет. Уж в этой малости он бывшей жене не откажет. — Улыбка Аллы была холодной как лед. — И все, Даш, на этом для тебя все закончится. Так что просто не позволяй себе надеяться.
— Пока от него не услышу — не поверю, — упрямо мотнула я хвостом.
Сердце колотилось как бешеное.
Но я не собиралась верить ее словам больше, чем словам человека, которого люблю.
Алла рассмеялась с легкой ленцой, словно ей было некогда и скучно объяснять мне элементарные вещи.
— Он же настоящий мужчина, Даш, — сказала она мне, понизив голос и склонившись над столом, словно раскрывала секрет. — Ему будет стыдно. Не мучай его, я тебе не разрешаю. Мы с ним просто уедем на время, смотаемся в отпуск, порадуемся второму медовому месяцу. А когда вернемся — тебя уже не будет. По своей воле или вынужденно. Я как женщина женщине даю тебе добрый совет: переключись на кого-нибудь другого. Здесь ты уже проиграла.
Первое сентября в первом классе.
Последний звонок и выпускной.
День восемнадцатилетия.
Вручение дипломов.
Первый Новый Год в Москве.
Получилось: по пальцам сосчитать те дни, в которые я просыпалась с утра с предвкушением праздника. Умывалась, чистила зубы и мыла голову с особенным чувством.
Сегодня Тот Самый День.
День развода Богдана.
Платье цвета пыльной розы я приготовила еще с вечера, повесив его на плечиках на оконную ручку, больше было некуда. Почему-то это трогательно напомнило мне утренники в детском саду, когда в день праздника накрахмаленные платьица снежинок развешивали по всем окнам в группе.
То самое белье с кружевом цвета топленого молока, которое еще хранило его прикосновения. Крошечные жемчужные капельки в уши.
Я заканчивала красить глаза — в честь праздника стрелки получились идеально с первого раза! — когда в дверь комнаты резко стукнули пару раз. И сразу, не дожидаясь ответа, вошла Нинель Матвеевна.
— Так ты, значит, не просто Даша от Богдаши? — сразу агрессивно начала она. — Ты полюбовница его! Он тоже молодец: ко мне свою девку приволочь. Мало мне тут его мужиков из деревни, теперь будет бордель разводить. Собирайся!
— Куда?
Я судорожно куталась в покрывало, которое, по иронии судьбы, было примерно того же сложного оттенка пепла розы, что и платье от Диор.
— А вот не мое дело! — отрезала суровая старуха. — У меня тут не шалашовник. Давай, давай, собирайся, нечего тут разлеживать. С утра уже половина улицы спросила, с чего это я вдруг свахой всяким девкам гулящим заделалась! Время вышло, для тебя мест больше нет!
Но испортить настроение мне сейчас было сложно. На тумбочке коротко звякнул телефон: пришло сообщение от Богдана.
«Я возвращаюсь. Встречаемся в одиннадцать у загса».
— Хорошо, я уже ухожу, — улыбаясь экрану, сказала я и закрыла дверь за хозяйкой дома.
Неважно. Подумаешь — пойду прямо с чемоданами. Ночевать сегодня я буду уже в нашей — нашей! — квартире.
Губы я докрашивала в такси, а туфли переодела в маленьком сквере у загса, сидя на гранитном бортике у фонтана, изображающего влюбленную пару. Сам фонтан еще не включили, обещали запустить только первого мая, поэтому новобрачные обходили его стороной и фотографировались у железной арки, скупо увитой пластиковым вьюном, у заборчика, украшенного чугунными обручальными кольцами желтого цвета, и у двух высоких вазонов, торжественно стоящих по обе стороны от входа, ведущего в Храм Любви. Я там бывала в юности: выцветшие пыльные ковры, бархатные диваны и марш Мендельсона из хриплых динамиков под потолком для тех, кто уверен, что нашел свое счастье, и крошечная темная комнатушка — для остальных; тех, кто потерял. Детей записывали тоже на бархатных диванах, а смерти, разводы — все там, в духоте темно-зеленых стен.
Тогда мы той комнатушки даже побаивались. Как все меняется… Иногда развод — радость большая, чем свадьба.
Телефон снова коротко пиликнул. До одиннадцати оставалось еще больше часа, но мало ли что случилось?
«Чуть задержусь, одно срочное дело нарисовалось», — написал Богдан.
Какое еще дело может быть срочнее, чем развод?!
С гулко бьющимся сердцем я ткнула пальцем в контакт, уже не беспокоясь, не помешаю ли я ему за рулем. Сообщение смог написать, значит, и ответить сможет.
После бесконечно долгих — я считала! — шести гудков, Богдан поднял трубку:
— Даш? Ты ждешь? Извини, но… — И на этом связь оборвалась.
Я набрала его снова — но больше телефон не отвечал. А на третий звонок равнодушный голос поведал, что абонент вне зоны действия сети.
