— Ты гневишь духов, Паандрикор! — произнёс Сенари, отступая на пару шагов, не потому, что боялся гнева вождя, но благоразумно не желая стоять к нему вплотную — слишком выигрывала рядом с его старостью и хилостью мощная фигура, стать и красота Паандрикора. — Берегись — сегодня, в день праздника, когда силы богов утраиваются, они могут отплатить тебе за святотатство!

— Сегодня, если ты не забыл, — праздник Солнца. И не мрачным подземным духам, а ему, воздающему миру благо и радость, принадлежит власть! — При этих словах голос вождя торжествующе зазвенел, и толпа ответила морем радостных возгласов.

— Ну что же, — Сенари наконец вспомнил, что его всё равно не слышно на всю площадь (обычно обращение жреца в таких случаях повторял специальный друид-глашатай), поэтому ответил вождю горностаев обычным своим голосом. Но в этом голосе прозвучала такая явная угроза, что у Паандрикора вновь стали поневоле сжиматься кулаки. — Ну что же, быть может, ты и прав! Но не забывай, что сегодняшний праздник Солнца особенный — такой бывает только раз в семь лет. Сегодня в полдень сила Солнца объединяет в себе общую силу духов. А перед заходом вся эта сила переходит к главе наших богов, к Рогатому, и он способен с её помощью изменить мир! Мы можем сегодня, принеся священную жертву, сокрушить всех враждебных нам богов. До сих пор это не удавалось, но сегодня удастся обязательно! Ведь жертв будет семь, и все предсказания сошлись на сегодняшнем дне.

Паандрикор расхохотался. Смех у него был такой же звучный и мощный, как и голос. Он смеялся, хотя его брови оставались нахмурены, а взгляд сосредоточен.

— Видно, ты всё же становишься стар, Сенари! — воскликнул, отсмеявшись, вождь горностаев. — Ты забыл о нашем условии: если на предстоящем состязании колесниц твои священные кони уступят моим коням, если мои опередят их хотя бы на длину ладони, то ты отдашь мне пленников, и тогда они не будут убиты. Ни мой отец, ни мой дед никогда не приносили в жертву пленных, пускай другие племена покрывают себя таким позором, но не наше.

Теперь засмеялся жрец, но смех его был почти беззвучным, шуршащим, как чешуя змеи по камням, и губы старика лишь чуть раздвинулись, так что казалось, будто смеётся кто-то позади него, кто-то невидимый.

— О быстроте твоих жеребцов говорят не только в Долине, Паандрикор! — проскрипел Сенари. — Все знают, каких они прекрасных кровей и как их выездили. Но мои священные кони питаются силой духов, а сегодня, как я сказал, эта сила увеличилась во много раз. Они выиграют, кто бы ни управлял твоей колесницей.

— Я сам буду управлять ею. Посмотрим, найдётся ли среди друидов более искусный возница.

— Хорошо, — старик кивнул. — Хорошо. Посмотрим.

Все собравшиеся с великим напряжением следили за этим сражением. Многие, стремясь быть ближе к вождю и друиду, нырнули под верёвочные заграждения и стали всё гуще заполонять середину площади, подступая к лестнице и стоящим вдоль неё рядам воинов.

Паандрикор отвёл взгляд от сморщенного лица друида и обвёл глазами громадную толпу. Он умел оценивать выражения сразу многих лиц и понял, что по крайней мере сейчас одержал победу.

Глава 5

ГОНКА

— Я не хотел омрачать праздник ссорой! — крикнул вождь. — Но что случилось, то случилось! А теперь пускай праздник возобновится! Расступитесь, горностаи, и вы, люди соседних племён. Солнце взошло — приветствуем его!

Люди шумно отхлынули назад, толкаясь, возбуждённо переговариваясь, причём каждый старался вернуться на лучшее место, оказаться ближе к центру, нежели стоял раньше.

Но наконец середина площади вновь оказалась совершенно пустой. Только семь зловещих столбов высились почти посредине овала, но они казались теперь маленькими, окружённые с четырёх сторон могучими столбами тотемов.

Никто больше не смотрел на Сенари, тем более что он вновь отступил под сень портала, став меж двух своих спутников. Чёрные плащи за всё это время так и не проронили ни слова, не сделали ни одного лишнего движения — до поры казалось, что их просто нет.

— Норна! — обратился вождь к девушке в светло-голубом платье, которая так и стояла на ступенях лестницы, неподалёку от него. — Твой танец!

Девушка проворно сбежала вниз. Где-то ударил и часто, мерно начал бить барабан. В такт ему Норна, гибкая и лёгкая, как косуля, побежала вдоль воткнутых в землю копий. Она то слегка приседала, плавно опуская руки, то вдруг вся вытягивалась, привставала на цыпочки, тянула пальцы к небу, то останавливалась и начинала вращаться на месте, отчего её платье облаком взлетало вокруг неё, и открывались выше колен тонкие стройные ноги, обвитые ремнями сандалий.

Танец был странен, дик, но необычайно выразителен. Люди, окружавшие площадь, видели его не впервые и встречали, как обычно, с восторгом. Они махали танцовщице руками, некоторые даже бросали цветущие веточки рябины ей навстречу, а кто-то в такт барабану начинал колотить по своей тачке или берестяному коробу.

— До чего же хороша! — сказал на ухо соседу кто-то из воинов. — И с каждым годом всё лучше и лучше. Во всех племенах говорят о красоте дочери нашего вождя.

— А что толку в этой красоте? — ответил второй воин. — Сенари всё равно заберёт её себе.

— Сенари?! Да ты с ума сошёл! Ему под семьдесят, а ей двадцать. И вождь никогда не отдаст её старику, как бы тот ни требовал. Паандрикор не боится друидов. Слышал, как он сейчас с ним говорил? Так ещё никто не смел...

— Само собой! — вздохнул воин. — Но много ли останется от его смелости, если друиды опять заставят духов наслать на нас мор или вызовут падёж лошадей? Тогда все потребуют, чтобы вождь их слушался.

Этот разговор успели расслышать трое путников, пробивавшихся в это время поближе к центру круга, причём ещё и возле самой лестницы дома вождя. Такое нахальство не прошло бы им даром, но на одном из путников красовался чёрный плащ с капюшоном, и перед этим зловещим одеянием все тут же расступались, тем более что обладатель плаща отличался ещё и немалой силой — он решительно и ловко расталкивал плотную толпу, заставляя волей-неволей уступать ему место, даже тех, кто не успевал заметить на нём жреческого плаща.

—