Но я надеюсь, что, приближаясь к своей смерти, сколько бы лет мне ни было, смогу смотреть ей в лицо с таким же мужеством и здравомыслием, как миссис Несбитт. Надеюсь, этот урок я усвоила по-настоящему.

1 ноября

Мэтт, вопреки обыкновению, все утро проболтался в доме. Его помешательство на дровах стало еще сильнее с тех пор, как мама вновь переехала на веранду. Я понимаю, это из-за того, что мы стали топить печку немного раньше, чем рассчитывали, но все равно немного бесит. Хотелось бы, чтобы он периодически оставался дома и выносил горшок.

А днем перед домом вдруг раздался звук подъезжающей машины. Мэтт кинулся на улицу, и не успела я глазом моргнуть, как он, Джон и двое незнакомых парней принялись выгружать из пикапа и носить на веранду листы фанеры. Мама наблюдала молча, вероятно, была в курсе.

Едва парни уехали, Мэтт с Джоном взялись закрывать этой фанерой окна веранды. Когда дом построили, никакой веранды тут вообще не было – просто заднее крыльцо, куда выходили окна кухни и столовой. Потом крыльцо закрыли, а вместо окон оставили проемы в стене. Вот почему там так светло – на веранде застекленные люки в потолке и три застекленные стены (и конечно, наружная дверь). Мэтт заколотил окно между кухней и верандой, а перед окном в столовую просто поставил фанерку, чтобы можно было отодвигать ее, доставая оттуда дрова.

Теперь единственный источник естественного освещения на веранде – потолочные окна. У нас и раньше почти не было дневного света, но теперь в комнате стало еще темнее.

Потом, как будто мое горе не достигло дна, они заколотили окно над кухонной раковиной. И теперь свет на кухню идет только через люки веранды и стенной проем между верандой и кухней. Иными словами, света вообще нет.

– А в гостиной вы тоже забьете окна? – поинтересовалась я.

– Незачем, – ответил Мэтт. – Когда солярка кончится, выключим отопление и закроем ее. Но кухня еще понадобится.

Я так зла, что готова орать. Во-первых, я уверена, Мэтт купил фанеру у той шайки из города, которую я видела, и меня прямо бесит мысль, что он мне не сказал. Никаких обсуждений. Он один знает, как лучше, просто пошел и сделал. (Ну, допустим, с мамой он поговорил. А со мной не посоветовался!) Во-вторых, он не врубается, каково это – круглые сутки сидеть взаперти в этом доме. Я выхожу только навестить миссис Несбитт – всего лишь короткая прогулка туда и обратно.

Знаю, Мэтту и Джону приходится труднее. Мэтт ест совсем мало и занимается физическим трудом. Возвращается измотанный. На днях уснул прямо за ужином.

Но все-таки зачем заколачивать окно в кухне? Пока ведь незачем. Можно было подождать, когда закончится топливо. Ему попросту плевать, что это значит для меня. Он даже не спросил.

Я бы переехала к миссис Несбитт, но нельзя оставить маму.

Иногда вспоминаю, как было раньше. Я, в общем-то, нигде и не бывала. Однажды во Флориде, еще в Бостоне, Нью-Йорке, Вашингтоне, Монреале. Вот и все. Мечтала о Лондоне, Париже, Токио. Хотела поехать в Южную Америку, в Африку. Всегда казалось, что однажды мечты сбудутся.

Но мой мир все уменьшается и уменьшается. Нет больше школы. Нет пруда. Нет города. Нет своей комнаты. А теперь нет даже вида из окна.

Я чувствую, что и сама сжимаюсь вместе с миром, становлюсь меньше и тверже. Превращаюсь в камень, и в каком-то смысле это даже хорошо, потому что камни существуют вечно.

Но если мне предстоит такое вечное существование, то я не хочу.

5 ноября

Я мыла в кухне мамин горшок, когда вода перестала течь.

Открыла краны в нижнем туалете, но и там пусто. Поднялась наверх и проверила ванную. Ничего.

Дождалась, когда вернется Мэтт, и рассказала ему. На минуту он взъелся на меня и заорал:

– Ты должна была сказать мне сразу же! Если замерзли трубы, я мог бы что-то сделать.

Но я уверена, что это не трубы замерзли, а скважина пересохла. Дождей не было с июля. Как бы мы ни экономили воду, все равно она кончилась бы рано или поздно.

Мы с Мэттом пошли к колодцу проверить, что там. И конечно, я оказалась права.

Вернувшись в дом, обнаружили Джона сидящим у мамы на веранде, и присоединились к ним.

– Сколько мы можем прожить без воды? – спросил Джонни.

– Не все так плохо, – ответил Мэтт. – У нас все еще есть вода в бутылках и всякие напитки. Со стиркой, видимо, покончено. И Миранде придется делить с мамой горшок, – он ухмыльнулся, словно это была веселая шутка.

– Бутылок у нас немного, – сказал Джон. – Что, если дождей больше вообще не будет?

– Зато снег наверняка скоро выпадет, – ответил Мэтт. – А пока можем откалывать куски льда с Мельникова пруда. Будем кипятить их и надеяться на лучшее.

– А что, нет другого места, где можно добыть лед? – спросила я. – Что там говорят твои дружки с черного рынка?

– Они не мои дружки, и у них нет ни воды, ни льда. А если есть, то не на продажу. Можешь предложить место поближе, чем пруд, – отлично. Но у меня других идей нет.

Я подумала про Брэндона на льду пруда. Но сказала себе, что в реальности ничего этого не происходило, так что без разницы.

– Раз нет воды, стоит отключить отопление, – сказал Мэтт. – Можно сэкономить солярку и всем переехать пока на веранду.

– Нет! – закричала я. – Я против!

– Почему? – спросил Джон, очевидно искренне удивившись. – Здесь тепло. А в доме даже с включенным котлом холодно. Почему не переехать?

– Я все время торчу на кухне. Не только сплю. И уже сейчас все довольно плохо. Я замерзну до смерти, если выключить отопление. Этого вы хотите? Чтобы я замерзла насмерть?

– Тебе больше незачем торчать на кухне, – сказал Мэтт. – Будешь только заходить в кладовку за продуктами, и все. Мы больше не готовим на кухне и не едим, и тебе не придется ничего стирать. Если что-то случится с дровами, а у нас не останется дизтоплива, мы все замерзнем насмерть. Лучше сохранить небольшой запас.

– Да какая разница? Мы все равно не переживем эту зиму. Сейчас всего лишь ноябрь, а у нас уже нет воды, температура минус двадцать, и непонятно, где взять еще еды. Мы постепенно умираем, Мэтт. Ты знаешь это. Мы все знаем.

– Может, и так, – вмешалась мама, и я чуть не подпрыгнула, услышав ее голос. Со времени второго вывиха она стала разговаривать значительно меньше и сильно сократила свои бодрые речи. – Но пока нам неизвестно, что несет будущее, мы обязаны поддерживать жизнь – самим себе обязаны. Все может стать лучше. Где-то есть люди, которые ищут решения. Должны быть. Это свойственно человеку. Наше решение – оставаться живыми день за днем. Все ведь постепенно умирают, Миранда. Каждый день мы становимся чуть ближе к своей смерти. Но торопить ее ни к чему. Я лично намереваюсь оставаться в живых, пока это возможно, и ожидаю того же от вас. Единственный разумный выбор – всем перебраться на веранду.