Заранее ложиться в роддом отказываюсь категорически – панически боюсь остаться в больничной палате хоть на минуту одна. Схватки начинаются ночью: сначала лёгкие, как тянущая боль, потом всё ощутимее. Бужу Колю. Начитавшись отзывов молодых мам, ожидаю, что он начнёт паниковать, бесцельно метаться и мешать. Но он абсолютно собран. На лице – ни тени паники. Если бы не знала наверняка, что он – живой человек, подумала бы, что он – робот. Потому что его поведение совершенно не вписывается в рассказы о мужчинах, у которых жене вздумалось начать рожать среди ночи. 

Я – его полная противоположность. Когда понимаю, что схватки настоящие и нужно ехать в роддом, теряюсь. Не могу сообразить, что должна делать, хотя мы несколько раз всё детально проговорили. Вместо того чтобы одеться и спуститься на улицу, сворачиваюсь клубком на кровати и стону от боли. Кошмар начинается. 

Коля уже одет. Он перекидывает через плечо сумку, заворачивает меня в тёплое одеяло и несёт к машине. Хорошо, что Мирон в последние дни гостит у мамы и не видит этого, иначе наверняка испугался бы. 

Муж аккуратно укладывает меня на заднее сидение и садится за руль. До роддома ехать не очень далеко, ночью дорога пустая. 

- Как ты, Мышонок? – в любимом голосе столько тревоги. 

- Больно… и страшно. 

- Всё будет хорошо, мы почти приехали. 

- Только не оставляй меня, пожалуйста! 

- Не оставлю, не бойся. 

- Коля, а врач? Ты позвонил врачу? – я вдруг понимаю, что доктору мы не сообщили, что едем! 

- Конечно, не волнуйся. Я всё сделал, как мы договаривались, всё идёт по плану. Твоё дело – дышать и выполнять команды врачей, чтобы помочь Лёшику родиться. 

Сына мы решили назвать Алексеем – Мирон предложил, нам понравилось: имя красивое и гармонично звучит с отчеством и фамилией. 

Так же в одеяле на руках Коля доставляет меня в приёмное отделение. Теперь всё совсем иначе, чем тогда, много лет назад. Это немного успокаивает. Всё должно быть хорошо… 

В предродовой мы одни. Это специальная палата для партнёрских родов. Стоит она каких-то баснословных денег, но я впервые не возмущаюсь, потому что мне очень важно, чтобы Коля находился тут со мной. 

Время от времени заходит врач. Меня подключают к какой-то аппаратуре. Повышенное внимание совсем не раздражает, наоборот, вселяет надежду, что у медиков всё под контролем. 

Схватки усиливаются, терпеть их становится невозможно. Коля видит мои мучения и начинает кричать на персонал. Психует, расходится не на шутку. 

- Папаша, успокойтесь. Иначе мы вас сейчас выгоним! 

Угрозы на него не действуют, тормоза отказывают напрочь. А вот у меня усиливается паника. 

- Да сделайте же вы уже что-нибудь! Обещали анестезию. И где она? Почему моя жена должна так мучиться? 

- Коля, Коля, пожалуйста, не кричи, – плачу. – Ты пугаешь меня. Сейчас тебя выгонят, а одна я не справлюсь! Лучше просто погладь спинку – и мне станет легче. 

- Да какую спинку, Мышка? 

- Коля, пожалуйста, – жалобно скулю, охваченная ужасом от перспективы остаться в одиночестве. 

Наконец-то до него доходит. 

- Маленькая, прости, нервы ни к чёрту. Лучше бы я сам рожал, а тебя к тёще отправил. 

- Не переживай, – глажу его ладонь, теперь моя очередь его уговаривать. – Всё будет хорошо. Не кричи только, а то тебя выгонят. 

Приходит анестезиолог. После не сложной, но от этого не менее пугающей процедуры мне становится заметно легче. О, теперь я точно знаю смысл фразы: «Жизнь заиграла новыми красками»! Коля как будто получает дозу успокоительного, немного расслабляется и становится собой обычным – не механическим роботом, и не истеричкой. С ним таким мне намного увереннее. 

В родзале я уже ничего не вижу, сознание затуманено. Я устала, не выспалась, силы на исходе. Боль подавляет все органы чувств. Не понимаю, что происходит и как на это реагировать. Из отдалённого потока звуков стараюсь вычленить только голос акушерки, отдающий команды: «тужься», «не тужься»… 

А потом явственно слышу плач моего малыша. Сына кладут мне на грудь, жадно обхватываю ладонями маленькое тельце, будто кто-то забирает его у меня. Какой он крохотный и красный, но такой красивый! Ни с чем не сравнимые чувства затапливают душу. Нежность, безграничное счастье и умиротворение. 

- Иди, не бойся, я посмотрю за ним, – Алёна помогает достать из такси коляску, раскладывает её и ждёт, чтобы я положила Лёшика. 

- Я быстро. Туда и сразу назад, – тараторю подруге, укрывая малыша одеялом. 

Волнуюсь – впервые оставляю сына с посторонним человеком, пусть и очень ненадолго, минут на пять. Обычно Коля сам возит Мирона на занятия в бассейн, но сегодня он занят – поехал поздравить свою маму с днём рождения. У неё круглая дата, которую празднуют с огромным пафосом. Что ж, богатые люди могут позволить себе такую роскошь. 

Впрочем, мы с Колей тоже далеко не бедные. Но сейчас он открывает ещё один клуб в новом жилмассиве, а потому все средства брошены в бизнес. Я стараюсь быть экономной хозяйкой. Мне не привыкать считать каждую копейку. Поначалу муж сердился на меня за излишнюю прижимистость, но потом понял, что прекрасно можно жить, ограничивая расходы разумными суммами, и мы постепенно пришли к компромиссу. 

Коля не пускает меня на работу, но заниматься учётом домашнего бюджета не запрещает. Его это забавляет, а мне – позволяет хоть немного переключаться от домашних забот на цифры и квитанции. Может, хоть так мои мозги не превратятся в холодец. В глубине души надеюсь, что когда дети подрастут, муж пересмотрит свой запрет. 

Прохожу с Мироном в детскую раздевалку, торопливо помогаю переодеться, складываю в шкафчик вещи и отправляю в бассейн. Издали машу тренеру и бегу на улицу, где Алёна караулит спящего Лёшика. 

- Ник сегодня к своим на гулянку поехал? 

- Угу. 

- Не дрейфь, он тебя в обиду не даст. Ник умеет ставить свою мать на место. С отцом – да, пытается быть дипломатом, но отец адекватнее. Хотя, как по мне, то о какой адекватности родителей можно говорить, если они считают ребёнка неудачным только потому, что тот не выиграл Олимпиаду? Да у него куча других спортивных достижений! И в бизнесе он молоток. Столько оснований радоваться успехами сына и гордится им! Но раз отказывается работать с отцом и быть у него на побегушках, то всё, отрезанный ломоть. 

- Я думала, он с ними из-за меня не общается. 

- Ой, ты – только вишенка на торте, у них с самой аварии разногласия начались. Отец сначала прессовал Ника, что тот плохо старается, чтобы вернуться в большой спорт. Я хорошо понимаю его чувства и представляю, как ему было обидно. Потом отец потребовал, чтобы Ник подключился к его бизнесу. Но ничего не вышло, он волк-одиночка, ему надо обязательно что-то своё, независимое ни от кого. Только разве ж его отцу есть дело до желаний сына? Там разговор короткий: или с нами, или против нас.