Чтобы не расплакаться, крепко зажмуриваюсь.

Слезы мне сейчас точно не помогут, а если Олег увидит, что я расклеилась, то окончательно убедиться в том, какой я ребенок.

— Пока я живу в той квартире, всегда будут желающие поднять вопрос о причинах твоей щедрости. Это очень сильно усложнит жизнь нам обоим. Тем более — теперь.

Он медленно поворачивается на пятках, опирается бедрами в подоконник и скрещивает руки на груди, из-за чего его широкие плечи становятся почти безразмерными. Если я и дальше продолжу на него пялиться, то вряд ли смогу продолжить разговор, потому что мысли неумолимо плавятся и скатываются туда, где стыдно признаться.

Я не видела его пару недель, а как будто в последние раз мы встречались в прошлых жизнях. И мое тело, как будто настроенный на него инструмент, стремиться к близости. Просто упасть в эти здоровенный мускулистые руки и остаться там на всю жизнь.

— Что именно изменилось теперь? — довольно язвительно переспрашивает он. — Может быть, тот Шнурок, который кормил тебя всякой дрянью непонятно где?

— Может быть, Диана Лебо, которую ты свозил на романтические острова?! — все-таки срываюсь я.

Олег замолкает, хотя мгновение назад явно готовил длинную речь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я тоже молчу, заново выстраивая хрупкий бастион своей непоколебимости. Это ведь просто истерика. Я выгляжу как ревнивая дура, господи. Это отвратительно.

— Не знал, что новости о моей личной жизни транслируют в телевизоре.

Его справедливое замечание застает меня врасплох. Потому что если бы не тот подслушанный разговор, я бы понятия не имела, с кем и как он проводит время. Наверное, до сих пор бы думала, что как и раньше встречается с Крымовой и просто не считает нужным тратить на меня время.

— Откуда ты узнала про нас с Дианой?

«Нас с Дианой».

Я поджимаю губы, потому что именно в эту минуту рушится моя последняя крохотная надежда на то, что все это просто дурацкое совпадение, или что Крымова с Денисом нарочно подстроили тот разговор, чтобы нас поссорить.

Нужно завязывать смотреть мелодрамы, в которых все вот такие совпадения — обязательно козни злых людей. В реальности все случается потому что должно случиться.

— Я случайно услышала разговор Ирины и Дениса, — признаюсь я. Сейчас не тот случай, когда нужно юлить и натягивать сову на глобус, придумывая сказки про «подружку соседки третьей тетки, которая точно видела их вместе». — Олег, клянусь, я не собиралась подслушивать. Так получилось. Они просто стояли там и я…

— Рассказывай, — резко требует он, даже не дав мне закончит оправдательный монолог. — Все, что слышала, Ви.

Я послушно пересказываю абсолютно все. Как оказывается — я практически слово в слово запомнила о чем они говорили. Уверена, что если бы была возможность воспроизвести разговор по записи и сравнить с моими «показаниями» — они совпали бы почти на сто процентов. Но в этом нет никакой мистики — я просто каждый день, иногда по несколько раз на дню прокручивала в голове каждое слово, потому что отчаянно пыталась выцарапать оттуда хоть какие-то намеки на неправду. Или что я все не так поняла. Или любую другую зацепку, которая дала бы мне надежду, что на самом деле Олег не увлечен красавицей Дианой.

— Это все? — уточняет он, когда я, наконец, заканчиваю.

Молча киваю.

— Отлично. — Олег достает и подносит к уху телефон.

Я ошарашено наблюдаю. Он что — собирается вызвать сюда кого-то из той парочки — или сразу обоих — для очной ставки?

Но на самом деле Олег звонит какой-то Валентине, судя по тону официального общения и отданным распоряжениям — какой-то своей сотруднице или помощнице. Просит заблокировать счет Дениса и положить ему на стол все договора о сотрудничестве с благотворительным фондом Крымовой. Он пришел сюда злым, но энергия, которая исходит от него сейчас, будит во мне детское желание заползти под кровать и пересидеть там весь этот Армагеддон.

— Иногда нужно бояться не врагов, а друзей, — цедит сквозь зубы Олег, крепко сжимая телефон в ладони. Кажется, еще немного — и не выдержит даже крепкий стальной корпус.

— Чувствую себя ябедой, — бормочу себе под нос, перебирая пальцами безнадежно измятый уголок пододеяльника.

— В моей жизни было бы гораздо меньше дерьма, если бы я узнавал вот такие вещи до того, как вытаскивал разный мусор из дерьма.

Я снова зачем-то киваю.

— Это Стёпа, — вырывается само. — Тот парень, с которым я … в общем… Он аниматор. Мы познакомились в мероприятии, которое организовывала Ирина. Откуда ты знаешь? Мою жизнь показывают в соседнем выпуске новостей?

— Видел вас втроем — тебя, его и кусок торта. Бля, знал бы, что эта дрянь уложит тебя в больницу — вышел бы и надавал по заднице!

— Я уже не маленькая, чтобы учить меня дедовскими методами.

Он снова «врубил» взрослого друга моего отца. Правильного Олега, чья единственная роль в моей жизни — покупать пони, качать на ручках и напоминать и многозадачности ремня. И это не имеет ничего общего с тем, как он проводит время с Дианой. Хотя, вероятно, к ее заднице он тоже прикладывается, но явно не с воспитательными целями. Как и к другим ее частям тела — весьма роскошным в микроскопических купальниках.

Я не знаю, зачем об этом думаю. От одной мысли о том, как они вместе проводили время и что, возможно, даже ко мне в больницу он приехал прямиком из ее постели, в желудке воскресают болезненные спазмы. Приходиться что есть силы сжать зубы, чтобы не выдать свое состояние.

То, что Олег здесь — ничего не значит. Он точно так же приехал бы к любой своей родственнице моего возраста, о которой пообещал заботиться. И точно так же обещал бы открутить голову ее незадачливому ухажеру, потому что так делают все мужчины, старше «глупой девчонки» на двадцать и больше лет.

— Ты никуда не уедешь из квартиры, — выносит вердикт Олег. — Я должен быть уверен, что с тобой все в порядке, что ты живешь в четырех крепких стенах, а не в соломенном домике Трех поросят. Если это блажь Марины… Я с ней поговорю и все решу.

— А что по этому поводу думает Диана? Она в курсе, что ты содержишь одну глупую малолетку?

— Причем тут она?

Его вопрос звучит с таким искренним недоумением, что я уже ненавижу себя за слабость и в очередной раз спущенный с цепи язык.