репутации германских войск. Так как, кроме того, сложно было расправиться и с укрывшимися в Риге переодетыми большевиками, командование ландесвера столкнулось с ненавидящими его различными элементами, которые с благодарностью приняли освобождение от большевиков, однако вовсе не были настроены теперь позволить командовать собой ландесверу. Такие настроения пронизывали, разумеется, и бригаду Баллода, которая до сих пор билась плечом к плечу с балтийскими немцами против большевиков, однако теперь все более попадала в фарватер националистических латышских течений. Из-за этого неизбежно страдала и репутация правительства Ниедры. А для воздействия в противоположном духе не хватало ни времени, ни подходящих личностей.

Для главного штаба с его единственным офицером Генштаба даже чисто военное руководство было тяжелой обузой. Передача главнокомандования военному министру кабинета Ниедры д-ру Ванкину и назначение начальником его штаба бывшего русского генерала Тимрота[215] ничего не изменили. Сам доктор Ванкин был благоразумным, неустрашимым человеком, однако при этом совершенно незнакомым с военным делом. Начальник его штаба за краткое время его пребывания на посту не смог приобрести какого-либо влияния. В целом же по политическим причинам созданная штабом корпуса система оказалась ошибкой, которая отрицательно сказалась, прежде всего, в ходе позднейших боях за Венден.

Положение к югу от Двины

Особенно опасным пунктом даже после победоносного завершения рижской кампании оставалась Либава. Там постепенно собрались все военные суда Антанты, которые в случае возобновления боевых действий могли бы овладеть городом, полностью открытым с моря, поставив гарнизон в крайне тяжелое положение. Поэтому, невзирая на возражения посольства, следовало готовить очищение города в пределах 48 часов.

Так как к юго-западу от Двины пока что все оставалось спокойным, штаб корпуса попытался использовать это время для повышения боеспособности частей и 31 мая отдал необходимые для этого указания. Следовало также готовиться к необходимому обучению войск всем нюансам предстоящей переброски на Родину.

Первые столкновения с эстонцами и латышами Земитана

Очень скоро выяснилось, однако, что установившееся после взятия Риги спокойствие было затишьем перед бурей.

3 июня ландесвер повсеместно наткнулся на эстонцев и так называемых латышей Земитана[216]. На участке центральной колонны (Йена) в Рамоцках объявилась на двух (!) бронепоездах эстонско-латышская офицерская делегация и настаивала на отправке переговорщиков в Венден. Уже тогда эстонцы[217] потребовали прекращения наступления колонн балтийских немцев, потому что их войска будто бы еще 3 июня в ходе наступления на юго-запад вышли к Альт-Пебальгу и хотели бы избежать «ненужных пересечений маршрутов». Значение этого инцидента очевидно. Оно было только подчеркнуто перестрелками на ветке Рамоцки – Венден, а также бесконтрольным распространением слухов внутри ландесвера. Проходившая до того примерно по линии Хайнаш – Валк языковая граница теперь стала восприниматься и как государственная граница между Эстонией и Латвией, а потому появление эстонцев в районе Вендена без ведома соответствующих инстанций можно было рассматривать как, без сомнения, враждебный по отношению к правительству Ниедры акт, который, по всей вероятности, мог последовать только при согласовании его с англичанами. Ульманис и его сторонники решились вести вооруженную борьбу в рамках гражданской войны с освободителями Риги и стоявшим за ними кабинетом Ниедры, причем с помощью державы, которая до сих пор не слишком благоволила национальным интересам Латвии. В этом они не стеснялись в средствах, что вскоре и получило подтверждение в том факте, что перебежчики из числа красноармейцев без проволочек принимаются в войска формирующегося «Северного фронта».

Значимость нового противника основывалась не на военных его доблестях – эстонцы до того держались против большевиков исключительно оборонительно[218], а на его тесных связях с англичанами, а также на и без того сложном положении латышских частей. В любом случае, при скромных размерах имевшихся сил требовалась осторожность. Поэтому майор Флетчер остановил свои войска и согласился на предложение эстонцев, к тому же к нему присоединились и представители Антанты в Риге. Это вполне соответствовало мнению германского правительства, которое вскоре в письме к Верховному Главнокомандованию заявило, что «столкновения между левым флангом частей балтийских немцев и западным крылом эстонцев существенно осложняют позицию правительства рейха».

На переговорах в Вендене ландесвер отстаивал требование, чтобы вся Латвия была оставлена латвийским войскам[219], в то время как эстонцы настаивали, чтобы латышские отряды были отведены за линию Ной-Шваненбург – Зегевольд – р. Лифляндская Аа в течение 12 часов. Латвийское контрпредложение, предусматривавшее постепенный отход эстонцев за языковую границу, было отклонено эстонцами по чисто формальным поводам.

Начало боевых действий эстонцами

Еще до того, как на этом переговоры окончились провалом, эстонцы перешли к открытым боевым действиям. Днем 4 июня эстонский бронепоезд появился в районе Рамоцки и несколькими гранатами обстрелял окрестности. Когда на следующий день бронепоезд повторил этот маневр, в охранение против него двинулся эскадрон[220] из ударного отряда и был обстрелян оттуда из орудий и пулеметов. На огонь ответили, а переговоры были прерваны. Условия, переданные делегацией в Венден, противной стороной приняты не были. Поэтому главный штаб отдал приказ о взятии Вендена.

Его должны были осуществить центральная и левая колонна ландесвера под общим командованием ротмистра фон Йены. Ротмистр фон Йена отправил свои войска во фронтальную атаку через Муиснек – Медерсхоф, а также в обход через Вейсенштейн[221]. Дошло до боя, в ходе которого эстонцы и латыши упорно обороняли усадьбы к югу от Вендена. Лишь в 1.30 дня противник после почти 5-часового боя отошел в направлении на Лоде – Ленценхоф. Венден был занят балтийскими немцами.

Тем самым возобновилась полномасштабная война. Перспективы ее для правительства Ниедры и для ландесвера были неблагоприятны. Штаб 6-го резервного корпуса, который до сих пор справедливо рассматривал события в южной Лифляндии как очевидно внутреннее дело Латвии, пытаясь удержать в стороне от боев с эстонцами германские части, находившиеся за рамками ландесвера, теперь все же посчитал себя вынужденным попытаться сгладить конфликт. Кроме того, уже началась переброска подкреплений, на которые претендовал ландесвер[222], однако она существенно затягивалась из-за трудностей на железной дороге, предположительно вызванных саботажем латышских железнодорожников. Пока еще остававшиеся в составе 2-й пехотной бригады части фрайкора Михаэля – 2 батальона и рота саперов – были отправлены в Ригу пешим порядком.

Новый раунд переговоров

7 июня граф фон дер Гольц обратился к эстонскому главнокомандующему, указав ему на угрозу возможных боев между эстонскими и латвийскими войсками, которые поставили бы под сомнение все достигнутые до этого успехи в борьбе с большевизмом. Поэтому он со своей стороны потребовал отвода эстонских войск за языковую