Прием, оказанный англичанам, при их прибытии вначале в Кронштадт, а затем в Петербург, после «скучного и утомительного путешествия», продлившегося целый месяц, превзошел все ожидания дипломатов. В Петербурге «английская колония и местный губернатор граф Миних приняли Уорда гораздо любезнее, чем можно было ожидать», – сообщал государственному секретарю Рондо[674]. Заметим, что все донесения в Лондон, как правило, писал Клавдий Рондо. Что касается самого Уорда, то он предпочитал оставаться в тени, что видно из его приписки к письму секретаря от 7 августа 1728 г. «Милорд! – обращался он к госсекретарю лорду Таунсенду. – Позвольте прибавить несколько строк к письму Рондо и засвидетельствовать, что такова действительно сущность всего, что мы могли разведать со времени нашего приезда в Петербург. Вы по возможности часто будете получать отсюда письма такого рода. Хотя впредь их – во избежание неприятных для меня и моей семьи недоразумений – будет подписывать один Рондо, будьте уверены, что заключающиеся в них сообщения явятся результатом соединенных усилий наших собрать возможно точные сведения»[675]. Как видно, дипломаты, едва прибыв в Россию, занялись сбором разведданных о стране пребывания. Рондо подчеркивал, что вел себя, согласно данным королем инструкциям, «крайне скромно», но при этом «с большим вниманием прислушивался ко всему, что говорится, из разговоров с людьми»[676].

14 октября 1728 г. Уорд получил письмо от короля к царю и в тот же день передал его через генерала Миниха барону А.И. Остерману для представления государю в Москве. 25 ноября Уорд получил от Остермана «любезное письмо», о содержании которого в своей депеше в Лондон сообщал Рондо. Барон выражал надежду, что царское правительство радо установить прочную дружбу с Великобританией. «Если такое примирение благополучно совершится, – писал Рондо, – оно окажется весьма выгодным для подданных его величества, торгующих в России»[677],

Как видно, в стремлении как можно быстрее наладить отношения с Россией, англичане прежде всего стремились добиться возобновления выгодной для них торговли с Российской империей. И.И. Любименко приводила сведения о вывозе и ввозе английских товаров за период с 1724 по 1733 гг. За это время вывоз английских товаров из России увеличился с 212. 229 ф. до 314,124 ф. ст., ввоз из России возрос с 35, 563 ф. до 42, 355 ф. ст. Анализируя ситуацию, сложившуюся в международных отношениях в этот период, а также экономическую конъектуру, Любименко приходила к закономерному выводу: «Непрочность англо-русских политических связей, чрезвычайно ослабевших с конца Северной войны, усилившаяся в связи с этим конкуренция на русских рынках голландского, французского и прусского купечества, огромное значение получения русских корабельных товаров для быстро растущего английского флота – опоры колониальной политики вигов, стремление усилить за счет русского рынка экспорта английского сукна – все побуждало англичан обратить особое внимание на повышение и укрепление своего торгового положения в России юридическим актом – торговым трактатом»[678].

Весной 1729 г. Уорд и Рондо отправились в Москву, где при Петре II находился царский двор. Прием, оказанный британцам, вселил в них надежду на удачный исход миссии. «Все предвещает нам успех: если можно полагаться на общие единогласные уверения – царский двор желает жить с Англией в согласии и дружбе и не питает по отношению к ней ни малейшего неудовольствия», – констатировал Рондо[679].

Летом 1729 г. Т. Уорд перебрался в Петербург, оставив своего секретаря в Москве. В одной из депеш в Лондон он характеризовал Рондо как «человека усердного к королевской службе, очень деятельного и прилежно исполняющего все, что бы ни возложили на него»[680].

Уорд в Петербурге и Рондо, остававшийся в Москве, оба приходили к выводу о необходимости скорейшего заключения с Россией торгового договора, полагая, что первые шаги в этом направлении необходимо сделать английской стороне. Уорд извещал официальный Лондон: «Русские никогда не поверят, чтобы мы нуждались в торговле с ними менее, чем они в торговле с нами; они еще помнят – хотя довольно смутно – о некоторых неприятностях, которые когда-то потерпели от Англии, потому будут ожидать первого шага с нашей стороны»[681]. И вскоре, еще не получив официального статуса при императорском дворе, Уорд и его секретарь Рондо начали вести подготовительную работу, направленную к заключению торгового договора. Однако их активная деятельность была прервана внезапной кончиной императора Петра II. 1 марта 1730 г. на престол вступила императрица Анна Иоанновна.

Произошедшие события мало что изменили в положении британских дипломатов. Уорд по-прежнему оставался в Петербурге в статусе консула. Рондо отправлял свою службу в Москве. Он часто виделся с бароном А.И. Остерманом, который ведал внешней политикой, обсуждая с ним сложившееся положение между Великобританией и Россией. «Я, ваше превосходительство, – писал Рондо госсекретарю, – полагаю, что русские действительно желали бы войти с нами в разумные отношения, но как приступить к ним – изыскать приходится вам: мне самым определенным образом приказано не делать никаких предложений, потому не могу ступить ни шагу далее»[682].

Чаще всего разговор с Остерманом касался торговли. Рондо употребил, по его словам, «все старания», чтобы показать барону, насколько России выгодно поощрять торговые сношения с Англией в сравнении с другими странами. Между тем, первые мероприятия, проводимые новоиспеченной императрицей (подготовка и проведение коронационного торжества, организация Кабинета министров, репрессии в отношении прежнего правительства и др.), на время приостановили переговоры англичан с российской стороной. А 25 января 1731 г. Рондо известил государственного секретаря о кончине консула Уорда. В своей депеше он также просил госсекретаря довести до сведения короля, что готов занять освободившуюся должность, добавляя, что провел в России почти три года, «тратя все свое содержание на одни почтовые расходы, не говоря уже об издержках, в которые повлекли… необходимые сношения… Здесь без денег ничего не делается…»[683]. Спустя полгода, Рондо женился на вдове Томаса Уорда. В депеше госсекретарю от 29 ноября 1731 г. он писал: «…Я, как вы знаете, много обязан покойному консулу Уорду, с которым во все время пребывания его здесь всегда жил дружно, как с родным братом. Мне кажется, я не мог сделать ничего лучшего, как жениться на его вдове, женщине очень достойной. Брак наш совершился 23 ноября в присутствии графа Остермана… Я счел за лучшее покончить с свадьбой до выезда в это длинное путешествие» (в Петербург, куда переезжал двор императрицы – Т.Л.). А далее Рондо как бы в оправдание сделанного шага объяснял причину своей женитьбы: «В этом крае