Лишив меня дочери и разлучив с Полиной, мать наказала саму себя. Потому что я смог всё вернуть. Исправить. Собрать осколки разбитого сердца своей женщины и соединить их заново. Я до сих пор заглаживаю свою вину за то, что меня не было рядом долгих два года. И у неё, и у Алисы.

– У нас всё нормально. Нашли няню. Пока она приходит, когда дома кто-то есть. Знакомятся. Привыкают. Лиска к ней тянется сама, ей интересно. Так-то она у нас после больницы немного шуганый зверёк, – хмурюсь, вспоминая крики дочери, капельницы, её заплаканное и испуганное лицо.

От этих воспоминаний меня каждый раз как холодной водой окатывает. Дыхание сбивается и внутри всё сжимается. Хочется взять телефон и набрать Полину, узнать, как у них дела. Сегодня суббота, и они с Лисëнком пошли на детскую площадку, я должен подъехать к ним сразу после больницы.

Я больше не настаиваю на их встрече с моей матерью, которая знала, оказывается, всё это время о моём ребенке, но трусливо боялась в этом признаться. Знала и ничего не сделала. Ничего. Просто жила с этим знанием и жила бы ещё неизвестно сколько, не желая копаться в грязном белье нашей семьи, если бы пару месяцев назад мы не встретили в больнице Полину.

– Есть неплохой частный сад у нас в поселке. Там берут малышей, – несмело говорит мама, трогая кончиками пальцев телефон.

Я понимаю, к чему она клонит. Скоро выписка, и отец отвезет её в их семейный дом, который находится в частном поселке. Мы все по тем или иным причинам сбежали оттуда. Алла и отец живут в городе. Мы с Полиной тоже. Мать будет там одна, ей наймут сиделку, и будет приходить медсестра. Но всё же большую часть времени она будет одна.

– Мы живём не там, мама, – произношу устало, откидываясь на спинку стула.

Утром я бегал, а потом была тренировка с командой. Пусть я больше не капитан, но бросать начатое на полпути не собираюсь, да и привык я к футболу в моей жизни. Он уже часть меня. Когда-нибудь у нас с Полинкой родится пацан. Младший брат Алиски. И он обязательно пойдёт по моим стопам. Я покажу ему, почему эта игра, где просто двадцать два мужика пинают друг другу мяч, считается самой популярной в мире.

– Она никогда меня не простит, – тихо произносит мама, опуская глаза.

Внутри что-то дёргается. Болезненно сжимается. Она украла у меня два года жизни с любимыми. Полтора года жизни моей дочери. Молчала. Лгала. Лукавила. Но она моя мать и она умирает.

Сглатываю и подаюсь вперед, сцепив руки в замок.

– А ты просила прощения? У тебя есть её номер. Просто позвони.

– Эта девочка никогда не возьмёт трубку на мой звонок.

– Она больше не девочка, – качаю головой из стороны в сторону, – давно не девочка. Она моя жена. Моя семья. Мать моего ребёнка. У неё огромное сердце, доброе, любящее. И она умеет прощать. Мне ли не знать?

Мама смаргивает слезы, отвернувшись к окну.

Мы сидим в больничной тишине ещё какое-то время. Оба молчим. Смотрим, как за окном медленно кружат хлопья снега, накрывая землю толстым слоем белого одеяла.

Мои мысли то и дело убегают из палаты, пропахшей медикаментами, в совсем другое место. Перед глазами стоит наш двор, в центре которого расположена огромная детская площадка со всевозможными горками и качелями, и среди этого добра топает мой Лисёнок в розовом комбинезоне, с зажатой в руке жёлтой лопатой. Рядом обязательно крутится её мама. Прячет свой хорошенький подмерзший нос в пушистый шарф и пританцовывает на месте.

Я хочу домой. К ней. К ним.

– Я поеду, – говорю, поднимаясь со стула. – Приеду на днях. Напиши чего привезти.

Целую мать в макушку и забираю из её рук телефон.

– Ничего не надо. Надеюсь, скоро оказаться дома, – слабо улыбается мама, приподняв уголки губ.

– Обязательно.

Когда я почти выхожу за дверь, она останавливает меня.

– Сынок, прости меня, – звучит надломлено.

Оборачиваюсь и киваю.

– Я позвоню Полине. Попроси её ответить на этот звонок.

***

На площадке перед домом моих девчонок нет, поэтому набираю номер Полины, сидя в машине около подъезда. Они могли пойти прогуляться к местному пруду. Дочь любит кормить уток и вить из нас веревки. Скорее всего, мы воспитаем её очень избалованным ребёнком. По крайней мере, я не вижу иногда той меры, про которую часто говорит Полина. Мне хочется скупать детские магазины ради улыбки дочери и её радостного смеха. Я немного повернутый папаша, скорее всего, это потому, что пытаюсь наверстать упущенное.

Полька говорит: наша Лиса не будет помнить свой первый годик без меня, и ей не обязательно знать, что я отсутствовал и не знал о её существовании. Хочет обелить меня в глазах нашего ребенка моя Кнопка. Только я уже давно решил, что обязательно расскажу Алисе всю правду, когда она вырастет и сможет это понять и, надеюсь, принять. А пока планирую быть рядом с ней и сделать её детство как можно более счастливым и запоминающимся.

– Алло? Никита?

– Па-па!!!

Слышу голос малышки и непроизвольно улыбаюсь. Так теперь всегда, хочется улыбаться ей в ответ и смеяться, когда она смеётся.

– Вы где? Я подъехал, во дворе вас нет. Уток кормите? – спрашиваю, почесывая бровь, прикидывая, как их побыстрее заманить домой.

– Нет, мы уже дома. Обедаем. Захватишь из машины пупса? Забыли вчера и Алиска его постоянно вспоминает, – гнусаво говорит Полина, словно заболела.

Хмурюсь, с утра, когда мы прощались, она не выглядела больной. Вообще, она последнее время выглядит очень счастливой, спрятала свои колючки и будто впервые в жизни расслабилась.

Оглядываю салон в поисках игрушки и нахожу куклу за спинкой моего сиденья. Забрав из багажника пакет с продуктами, поднимаюсь в квартиру.

В квартире пахнет… домом. Семьей и уютом.

В прихожей взгляд натыкается на детские зимние сапожки и стоящие рядом женские ботинки.

Мне двадцать один год, а у меня уже есть жена и дочь. Большинство моих сверстников покрутили бы пальцем у виска и послали к чёрту такие обязательства. Сказали бы, что не обязательно было жениться, можно было бы просто пару раз в неделю навещать ребенка или раз в месяц отваливать её матери деньги на содержание. Самому гулять, прожигая молодость, жить в своё удовольствие, тренироваться, пить, крутить с девчонками и зависать со сверстниками.

Отличный, не обремененный проблемами план. Эгоистичный.

Но когда отец аккуратно коснулся этой темы, мой мир перевернулся, и всё вдруг встало на свои места. Полина Романова будет моей женой. Будет носить мою фамилию, просыпаться со мной в одной кровати и стонать моё имя, лежа подо мной. Станет моей полностью, со всеми её сомнениями и страхами, мечтами и планами на будущее. Наше общее будущее вдруг стало определено, осталось только уговорить свою строптивую занозу. Которая сначала пришла в ужас от этой идеи.